Трахаться с Антонином оказалось совершенно не похоже на любой другой секс, который Гермиона когда-либо претерпевала или которым наслаждалась. Дело было не только в его размерах; это была его грубость, его мощь, его ритм, его неистовая, концентрированная потребность лицезреть ее великолепно разрушающейся под ним.
Он трахал ее сильнее и жестче, чем любой смертный мужчина способен был даже притвориться.
И она больше не смогла сдерживаться.
Даже камень закричал бы под ним.
— О-о-о-о, да-а-а-а-а!!! — воскликнула она, уверенная, что весь Озерный край, должно быть, ее слышал.
— Да, черт возьми, вот так, solnyshko, — подбадривал он срывающимся голосом.
— А-а-а! О-о-о! О-о-ох! — похотливо стонала Гермиона каждый раз, когда он входил в нее.
— Ты жалеешь сейчас… что предложила себя мне… ведьмочка? — насмехался он, используя свою когтистую хватку на ее бедрах, чтобы притягивать ее назад каждый раз, когда он выходил в нее.
Она знала, хотя и не могла видеть, что он торжествующе ухмыляется.
— Блядь, нет! — закричала она, снова запрокинув голову и постанывая в безудержном экстазе.
— Все еще такая храбрая, маленькая глупышка? — дразнил ее Антонин, хрипя и задыхаясь. — Ты хочешь, чтобы я… дал тебе свое семя… и свое имя… и делал это с тобой каждую гребаную ночь?
— Да! Милый Мерлин, да! — она взвыла, когда его темп и сила возросли, его великолепный член увеличился еще больше, когда он врезался в нее снова и снова, и…
Внезапно он вышел из нее, к великому разочарованию Гермионы, но тут опять кто-то нажал кнопку быстрой перемотки видео ее жизни, и она обнаружила, что лежит распластавшись на кровати с подушкой, стратегически подложенной под ее таз. В мгновение ока вес Антонина оказался на ней, прохладная кожа его груди прижалась к ее спине, он вошел в нее на выдохе, не теряя времени, возобновляя свое великолепное насилие.
Антонин наклонился к ее уху и прошептал, в его голосе смешались агрессия и страсть.
— Отныне ты узнаешь, каково это — быть моей.
— О, БОГИ! — Гермиона пронзительно закричала, когда он снова полностью заполнил ее.
Будь она в здравом уме, то возможно заметила бы, что переняла это выражение от Торфинна, но сейчас она могла ощущать лишь, как бессмертное желание Антонина вновь атакует ее чрево.
— Khoroshaya devochka. Ty znaesh’…chto prinadlezhish’ mne, — простонал он, откидывая ее волосы в сторону и покусывая шею в нежном собственническом жесте.
Антонин провел обеими руками вверх по ее предплечьям, оставляя тонкие розовые полоски на коже, и возобновил свой маниакальный ритм внутри нее. Его пальцы переплелись с ее пальцами и обхватили их крепко, жестко, вдавливая ее ладони в кровать с каждым толчком. В этот миг Гермиона осознала, что теперь полностью пленена его гораздо более высоким и могучим телом, абсолютно подчинена ему, прижата его фигурой, его руками и его карающим увеличивающимся членом. И, абсолютно официально, нигде в целом мире она не хотела бы находиться больше.
— Ya chertovski….tebya lyublyu, zhenshchina…poka zvezdy ne upadut s neba… — прохрипел он, и, несмотря на таинственность слов, в его голосе чувствовалось ликование.
— А-а-а-ах! — кричала она без изящества и элегантности, только с диким восторгом.