— Хотите сказать, что этот толстячок — ваш парень? — заметно удивляется он.
Закатываю глаза и вздыхаю.
— Лев, вы вообще ничего не понимаете, — качаю головой я. — Он — не мой парень, и никогда им не был. Я говорю вообще о другом.
— Тогда сейчас действительно не понимаю.
— Хорошо, — киваю я. — Давайте объясню иначе. И да, мне приятно, что вы, наконец, перешли на "вы". Спасибо вам за это. Мне этого очень не хватало в общении с вами.
— Да без проблем.
— Отлично. Так вот. Почему вы стали называть его "толстячком"? Почему и сейчас так делаете? Сможете ответить?
— Конечно, — усмехается он. — Потому что он — толстый такой тюфячок.
— А как это вас касается?
— При чём тут это?
— При том. Толстый он или нет — вас вообще не должно волновать. Вам с ним диссертацию не писать.
— Я просто отметил это для себя.
— Нет, — качаю головой я. — Вы не просто отметили для себя. Вы сказали это вслух. И это многое сказало о вас.
— Что, например?
— Что вы — бестактный человек, который запросто может обидеть другого человека. Нипочему. Просто так, потому что вы что-то там отметили для себя. А если бы он косил глазами? Вы бы его "косоглазым" назвали?
Задумывается.
— Не могу ответить, — говорит он. — Хотя стоп, могу. Скорее "нет", чем да. Потому что это другое.
— Рада это слышать, — холодно произношу я. — И в чём же видите разницу?
— Разница в том, — встаёт из-за стола он, — что "косоглазие" — это дефект. А его полнота — это следствие его лени и неопрятности. Следствие образа жизни, при котором он довёл себя до такого состояния. Может быть вы, Олеся, и полагаете, что каждый оскотинившийся алкаш равен каждому трезвому парню, который делает себя сам. Может быть. У меня тут, вы правы, мнение другое.
— Я так не сказала, — возражаю я. — Я сказала лишь о том, что вас это волновать не должно, алкаш он там или нет. Толстяк или нет. И тем более вам никто не давал права говорить это вслух. Это вас попросту не касается. Как жить нашему сисадмину, что ему есть, заниматься ли ему спортом или нет — он для себя решает и решит сам. Вам с ним, повторяю, дисссертацию не писать.
— Окей, — тряхнув головой, чуть устало произносит он. — Я не буду так его называть, раз это вас обижает.
— Этого недостаточно, — говорю я. — Вам следует перед ним извиниться.
— Чего? — удивившись, смеётся он.
— То, что слышали. Вы его обидели и оскорбили. На пустом месте. Просто потому, что оценили его внешность, как неудовлетворительную по вашему такому важному мнению. Вот только тогда вы сможете заслужить его уважение.
— Стоп-стоп-стоп, — прищурившись, поднимает ладонь он. — Вы, Олеся, куда-то совсем уже в дебри забрели.
— Нет, не в дебри, — твёрдо возражаю я. — Потому что причина, по которой я хочу сейчас уйти — такая же. Вы не уважаете меня, и я это чувствовала всё это время, до тех пор, пока вы не стали меня слышать.
— Погоди, — произносит он. — Во-первых, ты мешаешь мух с котлетами. Уважение не заслуживается, как это думаете вы, женщины. Оно только завоёвывается. И всё. Других способов нет. Это первое. А второе — мне его уважение нахер не упало. В смысле, — вздохнув, поправляется он, — оно мне не нужно.
— А моё? — щурю глаза я.
Он, похоже, даже не заметил, как снова перешёл на "ты". Настолько для него легко нарушать чужие границы.
— Твоё, — кивает он — нужно.