— Что?! — мужчина резко выпрямился. — Быстро рассказывай.
Девушка, задыхаясь, рассказала, что произошло с ней этим вечером, не умолчав ни о чем. Кристиан слушал, запивая свои мысли вином, которое внезапно потеряло всякий вкус. Все планы рушились на глазах, целые годы потеряли вдруг всякий смысл: гранит стал пылью под ногами.
— Я не стану спрашивать, какого черта ты делала с этим Уизли, но твоя оплошность стоит мне дорого. Хотел уже дожать и избавиться от него, правда теперь в этом нет смысла, — на виске выступила ритмично пульсирующая вена. — Какого черта он вообще делал на том мосту?
— Тебя только это волнует? — Персефона дернула рукой, разливая вино на пушистый белый ковер у своих ног. — Я решила, пойду к мракоборцам и сдам этого Отелло{?}[Герой одноименной пьесы Уильяма Шекспира «Отелло», задушивший из ревности свою невинную жену].
Девушка поднялась с места, но потеряла равновесие и едва не упала. Кристиан подхватил ее в последний момент. Вдруг дверь распахнулась, и влетел домовой эльф Тимми, его огромные глаза раскрылись еще шире, когда он увидел Персефону. Задыхаясь и рыдая, он доносил до хозяев новость:
— Хозяйка, я так рад, так рад. Вы живы! Ваш дом… в Лондоне… Он сгорел! — тоненький писклявый голосок слуги будто утопал в вязком молчании.
Для Персефоны мир перестал существовать. Слабость легла на плечи, будто вжимая тело девушки к земле. Она выскользнула из рук брата и сползла на пол, закрыв лицо ладонями:
— Я убью его, убью-ю-у! — выла она, царапая лоб. — Я уничтожу его, я применю к нему все Непростительные сразу!
— Тим, принеси воды хозяйке, — строго приказал Кристиан, растерявшись в вое и шуме, которые подняли эти двое. — За непростительные светит Азкабан, я не позволю тебе позорить нашу семью. И без того дед Пожиратель смерти, не хватает еще жалкой убийцы для пущей важности.
— Как ты смеешь? — глухо отозвалась Персефона, посмотрев на брата злым взглядом. — Он уничтожил меня! Я столько работала, чтобы купить собственный дом. Но что теперь? Что? У меня ничего нет. Я просто хотела, чтобы меня оставили в покое. Ты просто хотел воспользоваться мной, а теперь? А? Как мне жить? Мерлин, я сейчас просто умру от боли…
— Заткнись! — Кристиан едва себя сдерживал: сжатый кулак говорил о том, что он теряет терпение. — Я думаю. Лучше выпей воды.
Домой эльф уже несколько минут предлагал ничего не соображающей Персефоне стакан, но та не хотела ничего видеть. Она отмахнулась от Тимми, но он упорно ждал, роняя крупные слезы себе на грудь. Эта немая сцена длилась несколько секунд, пока Кристиан решительно не направился к выходу. Персефона недоуменно посмотрела на брата.
— Ждите меня здесь. Тим, запрещаю отпускать хозяйку. И обработай ее раны.
Как только спина брата скрылась из глаз, она потеряла связь с реальностью. Ей казалось, что тело проваливается в бездонную пропасть, оно становится легким, почти невесомым. Только мелкая дрожь от редкого дыхания напоминала Персефоне, что она все еще здесь, в комнате Кристиана, в старом поместье семьи Розье. Почувствовав нехватку воздуха, Персефона перестала сжимать свои локти и распрямилась, с глубоким вдохом возведя глаза к потолку. Причудливая лепнина из гипса украшала потолок: мифические животные плясали танец в узоре виноградных лоз. Над люстрой высилось символическое солнце, в форме розы ветров, которая тянется своими лучиками ко всем частям света. Персефоне казалось, что это солнце греет ее, и улыбка все же тронула уголки губ.
Все еще блаженно улыбаясь, Персефона впадала в забытье. Ноги онемели, руки безвольно свисали по бокам, а грудь впала, словно девушка засасывало в черную дыру в пространстве. Но она, не меняя положения, слегка раскачивалась из стороны в сторону. Тимми со страхом наблюдал остекленевшие зрачки хозяйки, которую он позволил себе немного потрясти. Но она словно больше ничего не чувствовала…
— Ты с ума сошла? — голос Кристиана казался Персефоне чем-то очень далеким. — Эй! Очнись!
Мужчина потряхивал за плечи свою сестру, которая очнулась и с удивлением посмотрела на него. Едва она вышла из своих грез, тяжесть реальности рухнула на девушку с двойной силой. В ее черных глазах, как в окнах старого темного дома, потушили свет.
— Сядь, успокойся, — он приподнял сестру, которая в течение нескольких часов сидела с полубезумным видом, уставившись в потолок. — Я должен тебе кое-что сказать.
Кристиан видел, что Персефона совсем его не слышит: ее равнодушное усталое лицо и блуждающий взгляд говорили лишь о тяжести перенесенных страданий. Поэтому он осторожно взял обоими руками ее лицо и повернул к себе, привлекая ее рассеянное внимание на себя.
— Мы опоздали. Грекхэм опередил нас. Он подкупил начальника мракоборческого отдела. Если ты сейчас пойдешь туда, они сделают все, чтобы уничтожить твои воспоминания. Ты меня слышишь?
Персефона кивнула и отвернулась, нервно заламывая пальцы. Кристиан приобнял сестру, позволяя ей заливать слезами его батистовую рубашку. Всхлипывания превращались в вой.
— Тише, тише… Мы отомстим ему. Мы вернем твой дом, залечим раны, все будет хорошо, — приговаривал мужчина, поглаживая Персефону по голове. — Странно, мне кажется, будто мы совсем не выросли. Мне тридцать лет, но я все еще утешаю младшую сестренку…