Ещё и вниз приспустилась, словно согласна на всё, словно можно и не спрашивать.
– Непризнанная… - беззвучно, одними губами, Люцифер склонился к уху, пока пальцы перебирали край чулка, - я буду жалеть, если прикоснусь к тебе, и буду ненавидеть, если не прикоснусь. Что мне делать? Что мне делать со всей этой тобой?
Но ответа не было, а горячие ляжки были – вели, теснясь под платьем, пока ладонь не уткнулась в полоску трусов. Он сдвинул их быстрее, чем решил, а не остаться ли ему джентльменом.
Нетерпеливый.
Эгоистичный.
Ублюдок.
Один палец, одно движение, просто вспомнить вкус. Хорошо, что он с самого начала поездки наложил на водителя чары, и теперь тот, даже если захочет, не разберёт ни картинок, ни звуков.
***
– Давай их разложим… – Уокер осмотрела свою квартирку и поняла, что доской зацепок в ней выступить нечему, - …прямо на полу.
«Давай разложим тебя», - у него на языке до сих пор терпкий привкус с пальцев, и Люций планирует не чистить зубы до конца времён.
Но вслух произносит другое:
– Хм. Допустим. – Он кинул папку, недовольно посмотрел себе под ноги и сверкнул глазами в сторону Вики. – Ты так себе это представляешь?
– Нет, Леонард, - девушке удалось подавить смешок от его высокомерного вида: «Ну, звиняйте, к вашему прилёту я не успела переехать во дворец!». – Мы, разумеется, разденемся, возьмём из каждого дела ключевой материал и разложим тот в хронологическом порядке.
– Не знал, что вы, девчонки из Детройта, предпочитаете работать голышом, - он протянул это так елейно, что Виктории захотелось стукнуть спутника чем-то решительным и твёрдым.
«Собой!», - тут же подсказало подсознание.
– Шутка даже не за триста.
– Может я не шутил.
– Хорошо, я разденусь! – Неожиданно кивнула Уокер, вызывая жгучее желание не дать ей самостоятельно расстегнуть ни одного крючка бюстгальтера, когда он здесь, в той же комнате. – Но в ванной, потому что мне не помешает душ. Ты можешь располагаться. Кухня справа от входа, в холодильнике точно есть пиво, вода и кола. А если вы найдёте общий язык с морозилкой, там прятались остатки воскресной роскоши. – Свой плащ она повесила в угловой шкаф, который сейчас, на фоне её тонкой фигурки, показался мужчине ужасно крохотным. – У меня жарко, но окна не открываются, это сороковой этаж. Ещё и кондей сломан, - Вики каждое утро, просыпаясь в ещё большем, чем обычно, поту кляла себя на чём свет, что опять не вызвала ремонтника, и каждый вечер успешно об этом забывала, - но в комоде сыщутся майки, подходящие по размеру. – Она махнула рукой, дескать, чувствуй себя как дома, и тут же юркнула в ванную, не замечая, как потемнело лицо гостя.
«Я не надену тряпки твоего ёбаря! – К горлу подступил удушливый ком, который требовал сломать хоть что-то, раз хребет некого Уильяма в недосягаемости. – Потому что я – твой ёбарь, Непризнанная. Только я. Только у меня это право», - он нашёл, что сломать, тупо вцепившись пальцами в подлокотник кресла. Ну и вырвал деревяшку с мясом, а потом стыдливо вставлял в пазы обратно, словно ему лет четыреста, и любимая отцовская гравюра - «сама, отец, я клянусь!» - упала со стены.
В соседней комнате раздался шум воды, но Люциферу показалось, что это райская, блядская музыка.
Он посчитал шаги от окна до двери ванной, объясняя себе, что это просто интереса ради, потому что спросить, сколько она платит за такую крысиную дыру, где даже кровать достойных размеров не поставить, входило в его планы.
Потом, руководствуясь тем же интересом, приложил ухо к фанерной перегородке, гул душа за ней сливался с пением. Что-то американское, определённо.