Зато на лицах Иры и Вики сияла плохо скрытая радость. Аметистовой недавно досталось от Ларисы: она долго смотрелась в зеркало, за что сестра Мишки сделала ей выговор. «Советской девочке не пристало расти кокоткой!» — хмуро бросила она. А Вика просто недолюбливала Мишу, считая, что он слишком много из себя ставит. Сейчас она была довольна тем, что ему «прижали хвост», как выражалась Гришкова. На перемене после урока чтения, где мы старательно читали вслух про жизнь на старом уральском заводе, обе они о чем-то шептались, а затем многозначительно смотрели в сторону неестественно бледного Иванова.
История с Ларой слегка отравила нам праздник от стенгазеты. А она, между тем, по праву считалась лучшей, причем не только среди малышей. Даже ученики седьмого и восьмого классов останавливались посмотреть на наше творение, фыркая при виде веселых чертей. Вика говорила, что даже директор Антон Юрьевич рассматривал их, качал головой, а затем не выдержал и рассмеялся. Так это было или нет, не знал никто; но так хотелось верить, что наша газета ему понравилась! Однако теперь всем было не до наших забав. Глядя в окно на свинцовое небо с бледно-желтыми просветами, я думал о том, что у Мишки произошло что-то непоправимое.
Мы уже заканчивали переписывать рассказ про съедобные и несъедобные грибы, как вдруг Настя подняла руку. Получив кивок учительницы, она встала и, чуть запинаясь, сказала:
— Лидия Алексеевна… — при этих словах ее звонкий голос чуть дрогнул. — А можно спросить… Что случилось с сестрой Миши?
Все повернулись Насте, как по команде. Вика вскрикнула. Ирка, покраснев, сжалась — похоже от страха. С минуту наша учительница смотрела на Настю так, словно она была в крапинку, а затем сказала:
— Не твоя печаль, Майорова. Быстрее, быстрее, сдаем тетради! — необычно жестко вскрикнула она.
Прозвенел звонок. Мы с Незнамом быстро собрали вещи: сегодня нам всем хотелось уйти поскорее. Лидия Алексеевна также быстро собиралась. Мишка, стараясь не смотреть на других, поднялся из-за парты. Зато к Насте подбежала, постукивая каблучками, Ирка.
— Вот зачем? — испуганно хлопали ее зеленые глаза. — Тебе оно надо? — прошептала Ира, словно в классе лежал гроб с покойником.
— А что такого? Интересно, что Мишку так убило, — Настя отнюдь не казалась испуганной. — И мы друзья, хочу помочь.
— Ты слышала, что его сестру сняли? — пролепетала Аметистова. — Значит, за ней есть что-то серьезное!
— Ну и трусиха Ирка! — сказал мне Незнам, когда мы вышли в коридор. Сегодня он казался ужасно пыльным.
Я механически кивнул и пошел в раздевалку. Ирка Аметистова в самом деле слыла трусоватой, но, возможно, в чем-то она права. Какой смысл спрашивать Лидию Алексеевну? Слону понятно, что на наш вопрос она не ответит, а вот Насте вполне могут взгреть за такое. Надо действовать иначе… Я ужасно хотел что-то сделать, но что именно не знал.
Мы вышли во двор. Наша школа расположилась в старой гимназии — четырехэтажном здании из красного кирпича с большими окнами. От дороги ее огораживал забор, сделанный из маленьких колонн и недавно поставленных решеток: старые чугунные сняли еще в семнадцатом году на переплавку. Вход со стороны дороги был оформлен в виде двух высоких белых колонн. Рядом с ними росли две липы, посаженные, кажется, еще в прошлом веке. Сейчас они почти облетели: ветер безжалостно срывал редкие листочки, заставляя их кружиться на ветру.
Идти домой не хотелось. Мы отошли к большому спортивному бревну, на котором занимались старшеклассники. С неба начали падать снежинки, которые, впрочем, тотчас таяли прямо в ледяном воздухе. Следом за нами из двери школы брели Влад, Настя и Ирка. Влад отчаянно теребил сорванную веточку; Настя шла, понуро глядя в землю, а Ирка старательно обходила лужи, боясь испачкать свои белые резиновые сапоги. Я махнул им рукой, и они пошли к нам: вместе как-то легче…
— А я знаю, что там со съездом, — тихо заметил Влад, пристроившись к бревну.
Мы все как по команде, хотя и недоверчиво, посмотрели на него.