Это был не он.
Лицо моей мамы высветилось на небольшом экране, и мой желудок ухнул вниз. Я не разговаривала с ней несколько недель, и это был тот момент, когда она решила позвонить мне? Я свернула в сторону тротуара, и прислонилась к стене здания, пытаясь заглушить уличный шум.
— Алло? — сказала я после соединения.
— Джози, это мама. Тебе удобно разговаривать?
Я уставилась на противоположную сторону улицы. Технически у меня было еще десять минут до того, как мне нужно было оказаться на работе, и я была в квартале от отеля Джулиана. У меня не было достойного оправдания.
— Да. Ты хорошо меня слышишь?
Утренние улицы были наполнены гудящими таксистами и шумными пешеходами, спешащими на работу. Скорее всего это звучало так, будто я была в центре цирка.
— Я звоню тебе по громкой связи, поэтому папа тебя тоже слышит.
Я улыбнулась.
— Привет, пап.
— Привет, Джоз, — сказал он радостно.
Я не слышала ничего от них целый месяц, и теперь они звонят мне вместе? Что-то точно произошло.
— Как справляешься в Нью-Йорке? — спросила она.
— Хорошо, — ответила я, слегка настораживаясь.
— Мы каждый день читаем новости. Похоже, что каждую ночь там кого-то грабят или убивают.
И тем не менее они не думали узнать, как я, до этого момента...
— Да, но я не шляюсь по ночам, и у меня всегда с собой перцовый баллончик.
— Ты знаешь, что дома тебе не нужен был бы перцовый баллончик... — пробубнила мама.
Ты права, потому что я бы сбросилась с моста от скуки прежде, чем получила бы шанс использовать его.
— Как дела в магазине, пап? — спросила я, игнорируя мамины колкости.
— Ох, точно так же. Медленно, но верно.
«Медленно, но верно» — это могло бы быть девизом моего родного города. Серьезно.
— Мы просто хотели проверить тебя. Знаю, ты занята своими нью-йоркскими мечтами... но ты бы могла приехать домой в ближайшее время? Может, на шестидесятилетие отца в следующем месяце?
Чувство вины сжало мои голосовые связки, пока я не прочистила горло, чтобы убедиться, что смогу говорить.
— Я попытаюсь, правда.
Я знала, что давала фальшивые обещания, но не могла сказать им правду. Много людей наблюдали за мной и ждали, что я облажаюсь. Уверена, что каждый человек в моем родном городе поставил на то, сколько я продержусь в Нью-Йорке, прежде чем приползу домой. Они восприняли как личное оскорбление, что я хотела уехать и как-то изменить свою жизнь. Они будут спать немного лучше, зная, что я уехала, чтобы исполнить свои мечты, и приземлилась лицом в грязь.
Почему? Потому что это означало, что каждый раз, когда у них возникало желание достичь чего-то большего, мечтать о большем, они могли спокойно отдыхать на своем ранчо с двумя акрами земли и 2,5 детьми, зная, что приняли верное решение, в то время как «эта» Джозефина Келлер потратила свои молодые годы на ложные мечты.
Да будь я проклята, если позволю им увидеть, как облажаюсь.
— Слушай, мам. Мне нужно идти на работу. Я дам знать, если смогу приехать домой в следующем месяце.
Прежде чем она смогла ответить, я повесила трубку и засунула телефон в сумку. Яростная решимость наполнила мои вены. Все воспоминания о яхте были собраны и отодвинуты прочь. Сейчас мне нужно было сосредоточиться на себе.
Глава двадцать вторая
Джозефина
Открой ноутбук, прочитай электронную почту, закажи завтрак, налей кофе, избегай контакта глаза в глаза, держись примерно в метре от Джулиана, и ради всего святого перестань вспоминать, как он тебя целовал.
Я работала в номере Джулиана всего пятнадцать минут, а моя решимость уже ускользала. Чувствовала себя уверенной, когда стояла снаружи его двери, затем я дважды постучала. Мои плечи были выпрямлены, а голова высоко поднята. Затем Джулиан открыл дверь номера и без особых усилий забрал всю мою уверенность. На нем был темно-синий костюм, коричневый ремень и коричневые ботинки. Верхняя пуговица на его белой рубашке была расстегнута, а темные волосы были слегка мокрые, как будто он только что вышел из душа.
Он пригласил меня зайти внутрь, и я пробормотала приветствие, отведя взгляд, чтобы удержать то небольшое рвение, которое у меня осталось.
За первые пятнадцать минут моего нахождения там ни один из нас не сказал ни слова.