Через пару минут, показавшихся блаженной вечностью, Логан наконец отрывается от нее, чувствуя сопротивление всех мышц. Рвано выдыхает, с жадностью смотря на ее расширившиеся зрачки, на часто вздымающуюся грудь под сорочкой, на ломкие плечи:
— Я люблю тебя, Джин Грей.
— Я… — она переводит на него несколько изумленный взгляд, — тоже тебя люблю. Логан, ты точно в норме? Ведешь себя странно. Приснился кошмар?
«Большая часть моей жизни — чертов кошмар. Особенно после твоей смерти».
— Н-нет… — Логан мотает головой: он ни за что не расскажет Джин о том другом будущем. Ей, такой живой и светлой, вовсе необязательно это знать. Но с другой стороны, надо как-то объяснить свое состояние, так что, наверное… кошмар — лучший из вариантов: — А хотя… Да. Знаешь, я не очень четко помню. Просто плохой сон. Странный какой-то. Мутный. Наверное, я забегался.
«Помню только, что в нем был огонь и пепел. И твоя смерть».
— Все хорошо, слышишь? — Джин придвигается ближе, обнимает его за шею и устраивает голову на плече, позволяя зарыться носом в ее волосы, вдохнуть исцеляющий запах ванили. — Я здесь, с тобой.
От этой простой истины хочется позорно заскулить от наслаждения, как собаке, которой наконец-то перепал пряник от любимого хозяина. Сколько бы дорог Логан не исходил, сколько бы вселенных и временных линий не пересек, он всегда будет возвращаться к Джин. Она — та самая точка возврата, идеальная гравитация — его гравитация, — как в фильме «Жена путешественника во времени», который они смотрели с Роуг. Чертов причал, который будет ждать его в любые бури. Теперь-то Логан уверен: ничто не изменит его любовь. Ни жизнь, ни смерть, ни прошлое, ни будущее. Сейчас Джин уже должна, по идее, знать обо всех его чувствах. И под кожей ворочается только: «Даже сейчас, когда все изменилось, я все равно больше, чем твоей любви не попрошу».
Nothing’s go
Ничто не изменит мою любовь к тебе,
You ought to know by now how much I love you
Сейчас ты уже должна знать, как сильно я люблю тебя.
One thing you can be sure of
В одном можешь быть уверена:
I’ll never ask for more than your love
Я никогда не попрошу больше, чем твоей любви
Джин смеется лениво и тихо, когда сползает ему на грудь, а Логан нежно целует ее в шею, успокаивающе поглаживает плечи. Держать ее в надежных объятиях, не бояться, что утром она испарится, будто ее здесь и не было, оставив эфемерный аромат как горько-сладкое напоминание о призрачной ночи — это слишком… правильно? Нет, не то слово. Слишком похоже на… дом, прости Господи. Логан чувствует, что Джин хорошо, что рядом с ним — мутантом, убившим больше народа, чем все серийные убийцы в мире, — ей безопасно. Жизнь в очередной раз может посмеяться над ним, стереть всю счастливую иллюзию до основания, поменять местами черное и белое, распылить мир на атомы. Но Джин останется в ней неизменной огненно-красной константой. Мир может лететь к черту, в самое Адово пекло. Логан не понаслышке знает, что оно любовь лишь закаляет.
The world may change my whole life through
Жизнь может перевернуть всё в моей судьбе,
But nothing’s go
Но ничто не изменит мою любовь к тебе…
Вдруг с кровати что-то падает, с грохотом задев по пути тумбочку. Логан отскакивает от Джин:
— Черт! Я что-то разбил? — перегнувшись через край кровати, шарит рукой, пока не натыкается ладонью на что-то мягкое и пушистое. Когда перед глазами наконец оказывается виновник торжества, сдержать удивленный вскрик не удается при всем желании: — Плюшевый медведь?
Глядя на вытянувшееся лицо Логана, Джин прыскает со смеху.