Как всегда было много лет назад, когда они смеялись, шутили, друг у друга рисунки из рук вырывали, резвились, как дети. Вечные бессмертные дети, у которых под ногами весь мир — только пожелай. Только слово скажи, одно, самое-самое важное — «Да», и растворяйся, наслаждайся, летай! Париж, Рим, Токио, все мыслимые и немыслимые подарки, желания и мечты к твоим услугам.
Hello, can you hear me?{?}[Ало, где же ты?]
I’m in California dreaming about who we used to be,{?}[Будто в призрачных мечтах я возвращаюсь в эти дни,]
When we were younger and free,{?}[Где мы свободны и юны,]
I’ve forgotten how it felt before the world fell at our feet.{?}[Где мы летаем в облаках,]
— Моя королева. Любовь моя, — восхищённый шёпот с хриплым придыханием напоследок вылетает из динамиков прежде, чем телефон задушенно запищит и выдаст: «У вас больше нет новых сообщений».
«Моя королева. Любовь моя».
И это становится последней каплей. Смартфон выпадает из тут же ослабевших, мелко-мелко задрожавших рук, глухо стукается о мягкий ковёр, как в замедленной съёмке. Кэролайн сползает на пол, обессиленно прислонившись к дверному косяку. И стены дома сотрясают глухие, сдержанные рыдания, постепенно перерастающие в дикую, в горле клокочущую, истерику.
There’s such a difference between us{?}[Но между нами теперь лишь пыль]
And a million miles.{?}[И миллионы миль.]
***
Это как наркотик. Нет, Господи Боже, хуже, гораздо хуже и въедливее. Как первое убийство. Как вкус крови, размазанной на губах непременно его — и только его — пальцами. Кэролайн не в силах остановиться, не в силах перестать, просто одним укусом обрубить все провода, бахнуть по красной горящей кнопке «Стоп». Она продолжает слушать голосовые сообщения каждый чёртов день, продлевая пытку, слепо надеясь, что поступает правильно («Как и всегда, Кэр, смотри, куда тебя это привело»), что так потом будет легче.
Потому что понимает: уж лучше так, чем без Клауса. А без него вообще никак.
Дьявол его знает, каким образом он всё это провернул. Посмертные звонки — извращённее этой вампирской романтики Кэролайн ещё не видела, но она с радостью сдаётся ей сейчас. Сопротивлялась, отталкивала, бежала столько лет, падая иногда в пропасть, чтобы тотчас же испугаться, вырваться из крепости сильных рук и умчаться, прикрываясь образом хорошей светлой девушки.
Которой уже давно не была. Не после убийств, совершённых ради — за — него. Не после того, как он показал ей новые грани её натуры, о которых она даже не подозревала. Они просто дремали где-то в подсознании, просились наружу. Ждали.
А теперь и ждать-то больше некого.
It’s no secret,{?}[Мы оба знаем,]
That the both of us are ru
Кэролайн не понимает, когда хочет оставить сообщение сама. Да, оно к Клаусу не дойдет никогда, но так… Проще, что ли, легче, чем пытаться по привычке перебить такой близкий, такой тёплый и одновременно холодно-далёкий голос в трубке.
Наверное, так люди (и вампиры, как успела понять Кэролайн они от людей мало чем отличаются: чувствами, преданностью уж точно) и сходят с ума.
— Всё о себе, да о себе, ни капли уважения, Ник.
— Эй, вообще-то это мы тут король и королева мира, так что отдай мне пирожное. Пока мы не превратились в мистера и миссис Смит.
— Нет, мы не пойдём на Эйфелеву башню. Кто там не был? Нет, мы не займемся там сексом, даже не предлага… Хотя, постой, как-как ты хочешь там меня уговорить?
Hello, how are you?{?}[Ало, ну как ты?]
It’s so typical of me to talk about myself.{?}[Ты прости меня за то, что говорю лишь о себе.]
Проглоченные, или нет, — недовысказанные слова оставались витать в воздухе, а молчать Кэролайн больше не может. Ей нужна чёртова иллюзия, будто и он её слышит, пусть и ответить не может. А так услышать хочется простое: «Я в порядке. Знаешь, в Мистик-Фоллс и Новом Орлеане всегда скучно было, а здесь… Здесь свобода, любовь моя, просто Рай! Жаль только Парижа нет. И красок. И тебя».
I’m sorry, I hope that you’re well.{?}[Дай мне знак, что ты в порядке]
Did you ever make it out of that town