Не зря ведь Некрас постоянно твердил: княже, присмотрись к Морозовым! А что, род был хороший, почтенный, не особенно богатый, но многочисленный и дружный, ни с кем не имевший кровной вражды. Род исконно белозерский и ни одной веточки своего раскидистого древа за пределы земли не выпустивший, а это значило, что никто из князей-соперников не окажет на него давления. К тому же род Белого Лося теперь был связан с князем Ростиславом определенными узами: Вадима, спасшего ему жизнь, Ростислав взял к себе отроком. И сама невеста обладала всеми достоинствами: и красотой, и умом, и добрым нравом, и отменным здоровьем. Кроме одного: Ростислав охотно болтал с Забавой, пожалуй, не прочь был бы чмокнуть ее в пунцовые губки, мог представить ее чьей-нибудь, да даже и своей, невестой, вот только женой не видел, и все тут.
Еще Ростислав, не откладывая далеко, начал учить Вадима. Конечно, для того, чтобы преподавать воинскую науку, Ростислав еще был слишком слаб, и пока рассказывал то, что необходимо знать будущему воину, да гонял туда-сюда, присматриваясь. Хороший был мальчик, понятливый. Послушный. Хотя Ростислав был не из тех, кто покорность почитает за первую из добродетелей. Бывает и так в жизни, что надо не повиноваться, а думать своей головой; от того, бывает, зависит сама жизнь, да не только твоя. Вадим, судя по всему, относился к тем, кто умеет думать. Когда Ростислав рассказывал отроку про былые сражения, чертя прутиком по снегу, тот, зачастую, видел ошибки еще до того, как учитель на них указывал, а то и предлагал свои варианты. Было у него то чувство момента, которое жизненно необходимо полководцу.
Еще он был хорошо сложен, увертлив, для своего возраста достаточно силен и — как заметил вездесущий Некрас — вполне пригож собой, что было немаловажно. Ведь дружина — это не только наиболее боеспособная часть войска, но и парадная княжеская свита. Словом, отрок Вадим обещал со временем сделаться отличным воином, а то и воеводой.
Вот так и текло время. А в один прекрасный день… день действительно был прекрасный, что часто бывает на исходе зимы. Солнечный луч дробился в мелком переплете окошка. Ростислав валялся на постели, прямо поверх беличьего одеяла, думал о какой-то приятной ерунде, и не сразу заметил, что в горнице есть кто-то еще. Женщина, возникшая словно из ниоткуда, была не просто стара — она был древней, как сама земля, настолько древней, что прожитые годы как бы слились, делая возраст неразличимым: восемьдесят лет, сто, может, и триста. Спадавшие на плечи косы были седыми до желтизны, коричневое худое лицо и руки изборождены бездонными морщинами, а вот глаза — прозрачные и ясные. Старуха была закутана в накидку, из такой же ткани, как и понева, ткани грубой, с крупными и неровными, как бы наспех прилепленными друг к другу коричневыми и малиновыми клетками — беровских цветов, хотя Ростислав не знал в своем роду такой женщины. Как ни давно он откололся от рода, о такой женщине он не знать не мог. Вся одежда загадочной старухи была беспорядочно расшита клочками меха — волка и лисицы, белки и медведя, оленя и рыси, черного крота и даже благородного соболя — вперемешку с медными пряжками, серебряными лунницами и оберегами-уточками. Высохшую шею охватывало тяжелое монисто, и такие же гроздья золотых монет звенели на висках вместо колец.
Ведунья молча смотрела на князя, а того словно охватила оторопь; ни слова выговорить, ни пошевелиться не мог он, ни отвести глаз от этого пронизывающего взгляда. Наконец она заговорила — и голос неожиданно оказался теплый, почти молодой, и насмешливый:
— Ну, здравствуй… князь. Эк ведь тебя угораздило.
— Да я здоров уже, бабушка, — попытался он было отвертеться, но ведунья оборвала его:
— Знаю. Телом здоров, а нет, так скоро будешь, да и в другом дело. Неплодная яблоня недолго в саду простоит.
— И ты про то же! — с раздражением воскликнул Ростислав. — Не сочти за дерзость, почтенная, но в своем дому дело это как-нибудь сам решу.
— Реши, князь Белозерский. И быстрее реши, — старуха помедлила. — Смерть над тобой витает, княже. Скоро предстоит тебе битва, и если до того не найдешь наследника — из этой битвы ты не выйдешь. И, главное, решай сам. Ты, возможно, и не ведаешь, но все, кто вокруг тебя, каждый, кто тебе дорог, желает навязать тебе собственный выбор. Кто из любви к тебе, кто из любви к самому себе, но, слышишь — каждый! — из твоих близких ведет тайную игру.
— Кто?! — вскинулся Ростислав, ошеломленный и разгневанный, — Кто и кого? — закричал он, уже в пустоту, и услышал затихающее:
— Смотри… все они здесь. И помни: ты должен решить сам…
И Ростислав увидел… Горница оказалась вдруг заполненной людьми. В изумлении распахнула карие очи Забава. Строго глядела Милана. Почему-то рядом с сестрой оказалась и Любава, которой вообще не должно было быть в Белоозере. Таращился в пустоту Яросвет, а рядом нервно пощипывал ус Любомир. Застыл на месте отрок Вадим, сжимая кинжал. И у самой двери, молча, как и все, стояли стремянный Некрас и ключница Данька.
— Кто и кого? — крикнул князь, срывая голос… и понял, что рядом с ним никого нет. Что все случившееся было сном, или, может быть, мороком.
— Некрас! — заорал он уже въяве. Сил едва хватило подняться. Разорванное плечо нещадно саднило. Некрас явился не тотчас, раскрасневшийся и подозрительно довольный. Злой Ростислав рявкнул:
— Где шлялся?
Некрас изобразил обиду:
— У меня, княже, вообще-то и собственные дела могут быть.
— Раз так — вон из города! К лешему! Там будешь свои делишки обделывать! Седлай коней, — приказал князь, слегка остыв. — Мы возвращаемся в город.
И дернул же нечистый Некраса за язык:
— Княже, так вечереет уже…
Ростислав, вне себя, замахнулся… Некрас подсадом ушел под руку; остановившись в полушаге, промолвил холодно и очень серьезно: