— Что стало с Бароу? — тихо спросила Олив.
— Знала ли ты, что когда умирает один из близнецовых пламён, фиолетовое пламя, которое образовывается во время встречи, расцепляется на две части? Её пламя вернулось обратно в Логос.
Олив знала о Логосе, как и любой лирианец. Логос это смысловой порядок Бытия и Сознания. Он облекает свою сущность во Вселенную. На высших планах Бытия происходит создание форм, но там нет ни твердых, ни жидких, ни газообразных форм. Там все формы существуют в виде идей в разуме Логоса. В более низких измерениях эти идеи начинают менять свою дух-материю — появляется ее пластичность, и дух-материя может трансформироваться и организовываться в формы. Фиолетовое пламя одна из таких форм. Одна из самых высших во всех измерениях. Но Олив не знала, что происходит с фиолетовым пламенем соединенных близнецов после смерти одного из них.
Фредрик продолжил.
— Второй близнец остается со своим пламенем один. Это настолько опустошает, что оставшись в плотной мерности близнец часто не выдерживает потери своей пары и постепенно сходит с ума. Либо умирает вслед за своей парой, чтобы встретиться вновь в другом воплощении. В последний раз, когда я видел Бароу, он был безумен.
Олив почувствовала, как по ее щекам скатились слезы. Такая печальная история любви.
— Понимаешь, Оливка, когда близнецы встречаются, их миссия быть вместе и освещать своей любовью пространство тех миров, в которых они прибывают. Расставание после их встречи это противоестественно. Оно сильно меняет близнецов, почти также, как и смерть. Видя трагедию своего друга, я осознал тогда свою. Я наконец признался самому себе, что оплакиваю то, что так и не успело начаться по моей же милости. У Бароу была Нала, они успели испытать всеобъемлющую любовь, которая пронизывает собой все и вся вокруг. А я отрекся от этого.
Он выставил свою ладонь вверх и на ней материализовался маленький листик бумаги. Фредрик протянул ладонь Олив. Она почувствовала дрожь во всем теле.
— Неужели это… — она взяла листок бумаги и развернула его.
Это была та самая бумажка с его именем инициации, которую она принесла в тот день в замок.
— Я так наивно предполагала, что этот маленький клочок бумаги заставит тебя поверить мне. — грустно сказала она.
Вдруг на Олив накатили те чувства, которые она испытала тогда, стоя в бальном зале: одиночество, отчаяние и боль. Она потерла грудину.
— Олив, родная… — Фредрику хотелось стереть грусть с ее лица.
— Ноа рассказывал, что видел твою эмоциональную сетку, — вдруг вырвалось у Олив, она даже не ожидала от себя такого. Олив встревожило то, как легко Фредрик пробрался ей под кожу.
Фредрик замер.
— Что он увидел?
Олив помедлила.
— Он сказал, что твоя эмоциональная сетка покорежена, искривлена, сломана. — Она не решалась сказать следующее, но Фредрик ее опередил своим вопросом.
— А что Ноа сказал про твою сетку? — Фредрик очень внимательно наблюдал за Олив.
— Он сказал… — она замолчала, а потом на выдохе произнесла, — наши сетки похожи.
Это стало откровением для Фредрика. Он, кончено, предполагал, что Олив также пришлось несладко в разлуке. Все таки тогда в больном зале связь образовалась и это было свершившимся фактом. Но знание того, что на Олив их расставание отразилось также сильно, как и на нем, делало их связь осязаемой, плотной и весомой. Он взял ее руки в свои и положил их себе на грудь, где гулко билось его сердце. Он хотел, чтобы она видела то, как его взволновало ее откровение.