И когда удовольствие стало почти нестерпимым, Мо’ат резко отстранилась от вождя, вынудив его рыкнуть от разочарования и болезненного ощущения, вызванного неудовлетворённостью. Однако цахик и не планировала останавливаться. А потому, опустившись на устланную травой землю, она потянула за собой Цу’тэя, вынудив его встать на колени, опершись ладонями.
Не прерывая зрительного контакта, Мо’ат провела кончиками пальцев по длинной косе Цу’тэя, остановившись на растрёпанном конце, среди прядей которого виднелся необычный отросток — цахейлу.
С особой нежностью сжав косу пальцами, цахик приблизила её к своей, соединяя. И когда связь сплела вместе их разумы и души, Мо’ат резко и несдержанно выдохнула, прикрыв глаза. Ощущения, чувства, желания и потребности — всё вспыхнуло в ней с новой силой, вылившись в непреодолимую и необузданную силу.
Приоткрыв тяжёлые веки, Мо’ат исподлобья посмотрела на сидящего пред ней Цу’тэя, заметив в его взгляде гремучую смесь голода, нетерпения, удовольствия и напряжения. Его глаза, в которых отражался хищный и пугающий огонёк, казалось, могли прожечь насквозь… А плотно стиснутые губы свидетельствовали о том, насколько нестерпимо тяжело ему было сдерживать себя.
Впрочем, его натянутая, подобно тетиве, сдержанность и ложное спокойствие были Мо’ат не нужны. Отнюдь не в них нуждалась она… Но в грубости молодого вождя, в его резкости, несдержанности и доминировании. Желание держать ситуацию под контролем испарилось, оставив после себя лишь нестерпимую потребность в чужой власти.
И Цу’тэй, словно прочтя мысли цахик, что красноречиво отражались в её больших кошачьих глазах, едва ли не набросился на неё, вынудив упасть на спину, устремив на него хищный и напряжённый взгляд. Взгляд, в котором отчётливо читались желание и вызов.
Опершись руками на землю по обе стороны от Мо’ат, Цу’тэй наклонился к ней, проведя губами по шее, оставив лёгкий и почти безболезненный укус на выпирающей ключице. Не отрываясь от гладкой кожи цахик, он осыпал влажными и горячими поцелуями её плечи и высокую и аккуратную грудь, увенчанную возбуждёнными бутонами тёмно-синего цвета.
Несильно, но ощутимо прикусив зубами острую вершину, Цу’тэй вынудил женщину под ним вздрогнуть, непроизвольно дёрнувшись бёдрами навстречу. Когда же оло’эйктан повторил ласку, обведя длинным шершавым языком ареолу и обхватив губами возбуждённый бутон, Мо’ат не смогла сдержать низкий стон.
Ласки молодого вождя нельзя было назвать умелыми и уверенными, однако они приносили удовольствие — горячее, жгучее, желанное удовольствие, что мощными импульсами пронизывало каждую клеточку тела, отзываясь спазмами в лоне. Не сдерживаясь, Мо’ат уже откровенно стонала в плечо оло’эйктану, с силой кусая кожу, вынуждая его вздрагивать, проявляя нетерпение и резкость в ласках.
Не в силах долее терпеть необузданное и жгучее пламя желания, Мо’ат настойчиво и грубо сжала бёдра Цу’тэя ладонями, красноречиво демонстрируя ему свою готовность. Сильнее раздвинув крепкие, стройные и удивительно длинные ноги, она призывно дёрнулась навстречу, принявшись настойчиво поглаживать и ласкать пальцами кожу любовника, надавливая на особо чувствительные к прикосновениям точки.
И когда Цу’тэй, поддавшись на умелые провокации цахик, приподнял её бёдра над землёй, приблизив вплотную к своим, Мо’ат откинула голову на влажную от росы траву, прикрыв глаза. Один толчок — быстрый, резкий и уверенный — и хриплый и протяжный стон вырвался из её груди. Пальцы же рук неосознанно стиснули траву, впились ногтями в рыхлую и влажную землю.
Краем уха Мо’ат уловила гортанное рычание Цу’тэя… Захотелось открыть глаза и заглянуть ему в лицо, дабы увидеть, как гримаса острого наслаждения искажает хищные и преисполненные дикой красоты черты. Однако сковавшая каждую клеточку тела волна наслаждения не позволила ей даже открыть глаза.
Цу’тэй же, продолжая держать её приподнятой над землёй, совершал уверенные и резкие толчки, рвано и слышно дыша сквозь стиснутые зубы. Черты его лица искажались от удовольствия и напряжения, а на лбу проступали бисеринки пота, что солёными каплями стекали по покрытой полосами коже.