Более того, все сказочные народы, объединенные общими взглядами, идеями и, главное, врагами в лице людей, не желали разрывать дружеских уз, позволявших им чувствовать себя единым целым, одним народом, расселенным по всему миру. Нуада знал, что еще многое предстояло решить, а потому нельзя было пренебрегать любой возможностью обзавестись новыми союзниками.
Именно поэтому он с такой охотой отвечал на приходившие письма, в которых предводители орков, гоблинов, троллей, эльфов, фей и еще многих и многих сказочных рас высказывали свои почтение и благодарность обладателю Золотой Армии и освободителю волшебных существ.
Губы Нуады тронула едва заметная улыбка, когда он вспомнил послание гоблинского короля Дрого, в котором тот с особым почтением говорил о мужестве и дерзости эльфа, не побоявшегося бросить вызов всему человечеству. Старый гоблин в своем письме заметил, что ни один король до Нуады не смел даже думать о столь безумном и отчаянном шаге и что такое бесстрашие эльфа достойно похвалы и награды.
Нуада, вспоминая это письмо, не раз задумывался о том, на что именно он пошел ради достижения цели и что еще готов был совершить, если бы эта попытка не увенчалась успехом. Эти мысли заставляли сердце короля наполняться гордостью за то, что кровь предков не позволила ему как трусу отступить, предав свои идеалы и убеждения.
В отличие от отца, который предпочел закрыть глаза на унизительность и жалкость положения, в котором оказался его народ, уступив людям все то, что раньше было гордостью сказочных существ: цветущие сады, чистейшие реки и обилие живности, которая населяла все территории, не боясь быть уничтоженной в угоду чванливых и ненасытных богачей, беспокоящихся лишь о том, как еще больше выделяться среди других.
Люди с жадностью, словно голодные хищники, бросались на новые земли, как на беспомощную добычу, пожирая их, превращая идиллию в хаос. Кто-то просто обязан был это остановить, положить конец правлению угнетателей и тиранов. И эта участь выпала именно ему, Нуаде.
Однако, в отличие от отца, предпочевшего сотни лет назад заключить с людским родом мнимый, ничем не подкрепленный союз, который те нарушили, воспользовавшись первой же возможностью, он не стал преклоняться и ползать перед этими хитрыми созданиями — его действия имели более глобальные масштабы и радикальные последствия.
И эльф планировал довести дело до конца, раз и навсегда дав понять горсткам уцелевших людишек, что теперь не они хозяева в этом мире, но те, кого человеческий род так долго притеснял, заставляя скрываться под землей, чтобы своим нелицеприятным видом не мозолить его глаз.
Король вновь улыбнулся, кладя распечатанное письмо в стопку прочитанных. Откинувшись на спинку резного деревянного стула, он размял затекшие плечи и шею, прикрывая глаза от приятной боли.
Селин, которая полулежала на красной бархатной тахте, читая книгу и изредка поглядывая в сторону своего любовника, который уже больше часа сидел почти в одном и том же положении, просматривая новые послания и отвечая на них. Желтыми глазами в обрамлении черных густых ресниц, изучающе и с интересом следя за каждым движением короля, она старалась угадать его настроение, мысли, следующие действия. Получалось неважно, однако Селин все равно было приятно находиться в обществе своего любовника, зная, что из других фейри она подобралась ближе всех.
Единственная, кто могла составить ей конкуренцию, сидела сейчас в заточении в дальних комнатах дворца, а потому была не опасна. Селин никогда не видела принцессу Нуалу, а сам король никогда и словом о ней не обмолвился, поэтому эльфийской девушке было крайне любопытно узнать о сестре-предательнице Нуады, увидеть ее вживую.
Этот интерес появился еще и потому, что пару месяцев назад королевская любовница от служанок услышала о том, что давно, еще до изгнания, Нуада питал к собственной сестре совсем не братские чувства, но, получив отказ, предпочел уйти в добровольное изгнание.
Однако Селин не верила в правдивость этих слухов, помня, что эльф покинул отцовский дом из-за того, что король Балор заключил шаткий мир с людьми, а вовсе не из-за безответных чувств к принцессе Нуалы. Уверенностью в правдивость этих мыслей Селин подбадривала себя.
К тому же, она знала, что для благородных эльфов близкородственная связь, тем более, отношения между родными братьями и сестрами, была недопустима, она презиралась. Именно поэтому Селин не сомневалась в том, что Нуада никогда не допустил бы любовных чувств к принцессе Нуале — сама мысль об инцесте между ними заставила любовницу короля передернуться от отвращения, однако этот жест не остался незамеченным эльфом.