— Приятно слышать, что хоть где-то я выделилась, — иронично заметила Миата, не скрывая хитрой и довольной улыбки. Нуала же, поняв, что служанке можно доверять, решила задать мучивший ее все время заточения вопрос.
— Миата, прошу тебя, если ты уважаешь меня, ответь, насколько далеко зашел мой брат со своей Золотой Армией? — в голосе принцессы читались настоящие отчаяние и страх, которые не могла скрыть ни одна маска.
— Я не знаю, Миледи. К сожалению, никто из слуг не располагает такой информацией… Однако я знаю одного приближенного короля, которому должно быть известно это, — стараясь сохранить спокойствие в голосе, проговорила служанка, которая боялась своим ответом еще сильнее ранить и без того истерзанную душу. — Если Вам так угодно, я могу узнать у него… Однако прошу Вас приготовиться к тому, что число жертв может привести Вас в ужас…
— Что ж… Я хочу знать правду, какой бы горькой она ни была. Я хочу в полной мере вкусить наказание за мою роковую ошибку, — когда принцесса говорила эти слова, голос ее дрожал, и Миате казалось, что вот-вот Нуала не выдержит и заплачет.
Однако фейри оказалась сильнее, а потому быстрыми движениями вытерла глаза и глубоко задышала, стараясь унять нахлынувшие эмоции. Нуала понимала, что когда-нибудь она просто не выдержит и треснет, словно старый глиняный сосуд, до краев наполненный водой.
Держать в себе все чувства и переживания было не просто тяжело, это было невыносимо, однако принцесса упорно продолжала это делать: потому что она поклялась самой себе, что брат более не станет причиной ее слез, что он не одержит даже самой ничтожной победы. И Нуала не собиралась отрекаться от своих слов, даже несмотря на аморальные и неправильные чувства, питаемые к Нуаде.
Принцесса, пытаясь унять бешеное сердце, которое билось как у мыши, загнанной котом в угол, присела на край кровати, закрыв лицо руками и сделав глубокие вдохи-выдохи. Это помогало крайне слабо, однако Нуала не знала, что еще можно было сделать в данной ситуации.
Миата, видя, насколько же морально истощена принцесса, поспешила присесть рядом, обняв фейри за плечи. Такой простой жест, однако сколько же всего он несет в себе. И Нуала, уже давно забывшая о том, насколько приятны и нежны объятия, некоторое время просто сидела, удивленно смотря на обнимавшую ее эльфийку.
Она никогда не демонстрировала при ком-либо так открыто свои эмоции, только перед братом, от которого невозможно было ничего скрыть, не позволяла лезть в свою душу, однако все произошедшие события безжалостно и жадно продолжали черпать остатки ее сил, делая из принцессы слабую тряпичную куклу.
И теперь, сидя в объятиях незнакомой и одновременно такой близкой эльфийки-служанки, Нуала чувствовала такую нужную и желанную поддержку, которой ей так не хватало долгие столетия.
Это продолжалось еще около минуты: Миата просто обнимала свою госпожу, стараясь показать ей, что она не одна. Принцесса же, почувствовав, что может в любую секунду зарыдать от вновь нахлынувших эмоций, поспешила отстраниться, благодарно улыбнувшись служанке.
— Прости меня… Не такой ты ожидала увидеть сестру короля Нуады, — виновато произнесла Нуала, опуская взгляд на собственные ладони.
— Такой Вы мне нравитесь больше, — с улыбкой ответила Миата и, заметив непонимание в выразительных и чистых глазах Нуалы, поспешила пояснить. — Такая Вы более натуральная и живая. Когда же существо не плачет и не смеется, а только и делает, что носит маску холодного безразличия, оно больше напоминает механизм. У каждого должны быть чувства и эмоции — иначе нельзя.
— Мне нравится, как ты рассуждаешь. Где ты только берешь все эти умные и правильные мысли? — стараясь перевести разговор в другое русло, спросила Нуала.
— Что ж, наверное, я просто много читаю, и мысли как-то сами собой рождаются в голове. Думаю, в этом и заключается вся прелесть чтения, — делая умный вид, проговорила Миата, чем вызвала у Нуалы легкую улыбку, которая, однако, казалось какой-то грустной и натянутой.