Рядом с ней Хельштром всегда был в опасности. И осознание этого, осознание того, что девушка представляет для него нешуточную угрозу, вызывало в нём интерес к её персоне. А её ненависть, злоба, ярость и откровенная враждебность приводили его в восторг. Никто и никогда не вызывал в Дитере столь сильные и противоречивые эмоции… Никому и никогда не хватало мужества дать ему отпор, в открытую продемонстрировать неповиновение.
Дрейфус была всего лишь жалкой еврейкой, недостойной даже жить. Но силы, мужества, упорства и гордости в ней было больше, чем во многих офицерах СС. И это не могло не вызывать в Хельштроме уважения к ней, даже восхищения. Он видел в Шошанне достойного и сильного соперника, который остаётся победителем даже тогда, когда сталкивается с поражением. И сколько бы он ни старался её сломить, сколько бы ни пытался унизить её, сравняв с грязью, душой она останется непоколебима.
Осознание этого вызывало в Хельштроме неподдельный интерес к еврейке. Вначале ему казалось, что, когда он добьётся своего, то успокоится и потеряет весь азарт, однако всё пошло по совершенно иному сценарию. Добившись того, что так хотел, Хельштром понял, что ему этого мало.
Вернувшись домой, он никак не мог перестать думать о ней, никак не мог выбить из головы наслаждение, которое испытал, имея её. Никогда прежде он не испытывал подобного… Что-то неумолимо тянуло его к ней, вынуждая воскрешать в памяти образ хитрой еврейки, сумевшей обвести вокруг пальца даже Ганса Ланду, которого, как ему казалось раньше, обмануть было просто невозможно. Что ж, у так называемой Эммануэль Мимьё это получилось, и за это он снимал перед ней шляпу.
Дитеру Хельштрому доставляли особое удовольствие редкие — даже единичные — промахи Ланды. Он был готов сделать что угодно, только бы тот остался в дураках. Даже настоящую личность француженки Дитер отчасти скрывал потому, что его тёмную душу тешило осознание того, что великий Охотник на евреев на самом деле не так велик, как себя преподносит.
Как бы то ни было, Эммануэль Мимьё зацепила Хельштрома. «Очаровала» — так он сам называл с нескрываемой иронией то, что сделала с ним эта еврейка, кривя тонкие губы на одну сторону.
Он не смог отказать себе в удовольствии прийти к псевдо-Эммануэль на следующий же день. Хельштром сам точно не мог объяснить, зачем это делал. Наверное, он просто скучал, а она была самым интересным развлечением за последние месяцы. А может, им двигали куда более приземлённые порывы: похоть, тёмная страсть, азарт, желание вновь увидеть протест и почувствовать сопротивление.
Хельштрому даже не пришлось долго ждать, прежде чем она открыла дверь, встретив его взглядом, который, казалось, мог с лёгкостью испепелить кого угодно. Ухмыльнувшись в ответ на подобное негласное приветствие, он зашёл в квартиру и, резко и громко захлопнув за собой дверь, прижал Дрейфус к деревянной поверхности, впившись жёстким и грубым поцелуем в её губы, краем уха уловив нечто, отдалённо напоминающее стон протеста и негодования.
Хельштром не стал даже церемониться и растрачиваться на никому не нужные формальности и приветствия — он просто брал то, за чем пришёл. Грубо сжав бёдра Шошанны, штурмбаннфюрер резко оторвал её от пола, заставив крепко обхватить его талию ногами.
Он даже одежду не снял с неё — лишь задрал до самого живота юбку, спустив вниз по худым ногам белые трусы. Шошанна, однако, не противилась, прекрасно понимая, что это бесполезно. Хельштром в её дозволении не нуждался — он сам устанавливал границы дозволенного. Стоило ему только появиться на пороге, Шошанна уже знала, что произойдёт дальше.
Избавившись от кожаного ремня и приспустив штаны, Хельштром одним резким толчком вошёл в Дрейфус, вынудив её сдержанно прошипеть, уцепившись пальцами за его волосы. Она не была готова к подобному, поэтому чувствовала, как лоно болезненно режет от грубого проникновения, а низ живота неприятно горит… Но Хельштрома это мало волновало, а если точнее, то состояние еврейки его нисколько не интересовало. Он пришёл затем, чтобы получать, а не отдавать.
С силой — до синяков — сжав тощие бёдра Дрейфус, Хельштром принялся совершать резкие и быстрые толчки, стараясь не смотреть девушке в глаза.