Безжалостная кровь

Папа говорит, что если мы заплатим свои взносы, то когда-нибудь сможем встать рядом с ним. Пока я всего лишь мальчик на побегушках у Умберто Валентино, а папа — всего лишь наемный работник Микеле Эспозито, но однажды я стану чем-то большим, намного большим. Потому что это Нью-Йорк, и любой может осуществить Американскую мечту, верно? Это то, о чем поет Фрэнк Синатра, и причина, по которой Леди Либерти является маяком, приветствующим всех на земле, где возможно все.

Однажды я стану более великим, чем легендарный Микеле Эспозито.

Я смотрю на искореженную сигарету на земле. И эта маленькая девочка права. Зачем мне рисковать своим здоровьем из-за этой штуки? Есть так много других способов умереть, особенно в этой жизни, которую папа выбрал для нас.

Я лезу в карман и выбрасываю оставшиеся сигареты в мусорное ведро. Я касаюсь пальцем зажигалки и почти делаю то же самое, прежде чем передумываю. Это мне могло бы пригодиться.

Я иду по лужайке, не сводя глаз с босса мафии, который нависает над своим зятем. Я мало что знаю о семейной жизни Эспозито, за исключением того, что сегодня похоронили единственную дочь capo. До меня доходили слухи, что история с раком была ложью, а Изабеллу убила конкурирующая банда. Но после сегодняшней встречи со Стеллой стало ясно, что это были всего лишь слухи.

На самом деле это был всего лишь рак. Что за дерьмовый способ умереть. Всади мне пулю в голову еще сто раз.

Когда я подхожу ближе, Папа ловит мой взгляд и подзывает меня. Я стою рядом с ним, пока Микеле осыпает Лиама Маккензи очередными оскорблениями. Боковым зрением я могу разглядеть Стеллу с ее братом, сидящих на оставшихся складных стульях. После церемонии почти все убрали. Осталась только шестифутовая дыра в земле.

Моя грудная клетка становится слишком напряженной, когда я обдумываю мысль о потере мамы. Мне шестнадцать, я практически взрослый мужчина, а этой бедной маленькой девочке всего десять.

Почти одиннадцать. Ее нахальный голос эхом отдается в моей голове. Думаю, с ней все будет в порядке. Выросшая в такой семье, как у Эспозито, она должна быть жесткой.

— Ты можешь идти, Лайам, но я настоятельно прошу тебя прислушаться к моим словам. Угроза капо возвращает меня к реальности. Лиам Маккензи отступает, затем, пошатываясь, идет к своим детям. Даже с такого расстояния я чувствую запах алкоголя в его дыхании.

— Andiamo²⁰. — Папа толкает меня локтем в бок, и я следую за ним и охранниками, окружающими Микеле Эспозито.

Пока мы плетемся за большим боссом, я не могу удержаться и украдкой бросаю взгляд через плечо на Стеллу. Она дерзкая малышка, но все равно мое сердце разрывается из-за нее. Ни один ребенок не должен терять свою маму.

Capo резко разворачивается, и четверо мужчин, окружающих его, одновременно останавливаются. Я единственный coglione²¹, который, спотыкаясь, идет вперед. Намек на улыбку изгибает губы здоровяка, когда его темный пристальный взгляд обжигает меня.

— Умберто, это твой мальчик, да?

Папа кивает. — Это Лука, ты помнишь его? Он помогал Бруно с боксами прошлой ночью.

— Ah sì, certo²². У вас тоже есть еще один сын? Побольше?

Я выпрямляюсь и расправляю плечи, чтобы выдержать оскорбление. Конечно, Данте был крупнее меня, но он был на два года старше. И я бы набрал много мускулов за последний год. Мама продолжает говорить мне, что я скоро превзойду его.

— Да, но Данте сосредоточен на учебе. На прошлой неделе он поступил в общественный колледж.

— Bene²³. Молодец. — Он снова смотрит на меня, эти бездонные глазки-бусинки, впивающиеся в мою душу в поисках ответов. — Лука, ты ходишь на P.S. 130?