— Разве ты не плавал бы?
— Возможно, нет. — На секунду я ушел под воду. Затем, когда вода сняла зуд от хлора, что означало, что мне нужно принять душ, я пробормотал: — Для удовольствия — конечно, но не для участия в соревнованиях. Я начинаю волноваться. Вот почему…
— Что почему?
— Почему Каин всегда меня опережает. Он акула. Я же…
— Дельфин?
У меня вырвался смех.
— Ага. Я хорошо с этим справляюсь. Дельфины могут отражать нападение акул, не так ли? Мне нравится эта идея.
— Каин очень хищный, — согласилась Теодозия и вздрогнула. — Он мне не нравится.
Музыка для моих ушей.
Прочистив горло, я пробормотал:
— Мне тоже. Но он чертовски хороший пловец, и, как я уже говорил, у него сердце акулы, когда дело доходит до соревнований.
— Что бы ты делал вместо плавания? — спросила Тея, склонив голову набок. — Я имею в виду, если бы ты не плавал.
— Моя семья хочет, чтобы мы поступили в колледж.
— Да, твоя семья. А чего хочешь ты?
Я скривился.
— Это глупо.
— Нет ничего глупого, если это то, чего ты хочешь. Если это сделает тебя счастливым.
Не знаю почему, но ее вопрос заставил почувствовать себя обнаженным. Было труднее, чем следовало бы признать:
— Я люблю чинить вещи. — Черт, почему у меня было такое чувство, будто я признался, что у меня фут-фетиш или что-то подобное? (Прим.: фут-фетишизм — сексуальное влечение к ступням).
— Какие вещи?
— Вещи. Просто… вещи. — Я ссутулил плечи от смущения, и, откашлявшись, быстро сменил тему. — А теперь мы можем остаться здесь до конца утра или тебе хочется чего-нибудь съесть? — Из того немногого, что рассказала Теодозия, а также из состояния центра, в котором она плавала, я понимал, что у нее мало денег, поэтому на всякий случай добавил: — Я угощаю?
— Если хочешь, — небрежно ответила Тея, но я не обиделся.
Мне понравилось, как она поглядела мне в лицо, а потом быстро отвела взгляд, когда увидела, что я на нее смотрю.
Теперь, когда я немного знал о ее прошлом, сегодня вечером займусь поиском информации о народности рома. Их традициях, их обычаях. Даже если Тея больше не воспитывалась так, возможно, это объяснит ее энергетику, которая притягивала меня к ней. Возможно, это позволит понять, кем была Теодозия и почему она была такой.
Спустя пятнадцать минут, выйдя из бассейна и приняв душ — это был самый быстрый душ, который я когда-либо принимал, потому что я хотел провести больше времени с Теей, а не терять его под гребаным душем, — мы встретились в кофейне в Центре, которая только что открылась.
Я привык, что восторженный услужливый персонал предлагал мне на завтрак смузи и протеиновые коктейли. Пытаясь уговорить меня потратить тридцать долларов на первую еду дня.
Здесь же? Это были зевающие, безразличные официанты, и мне повезло получить банан и кофе.
— На следующий день рождения я получу машину.
Теодозия села, поставив перед собой поднос с чаем и яблоком, и приподняла бровь.
— Здорово.
Мои губы дернулись.
— Я не имел в виду то, как это прозвучало.
— Нет? А что ты имел в виду?
— Я имел в виду, что смогу отвезти нас куда угодно.
Она нахмурилась.
— Адам, ты почти меня не знаешь.
Я прищурился.
— Мы оба знаем, что это ложь. Я не понимаю, что, черт возьми, между нами происходит, и, честно говоря, не хочу понимать, но, проклятье, я не собираюсь…
— Не собираешься что? — нажала она, когда я замолчал.
Теодозия вздрогнула от удивления, когда я резко дернулся вперед и схватил ее руку, крепко сжав пальцами, но сразу успокоилась.