Не уверена, что кто-нибудь когда-нибудь интересовался мной так как Адам, но это было естественным.
В конце концов, он был моим единственным.
После нескольких ночей, которые я провела в попытках что-нибудь вспомнить, в моей голове всплыло слово, которое бабушка использовала, чтобы описать это — джило. Это было так давно, что я не могла вспомнить, что означало это слово, и даже не могла произнести его, но оно пришло мне в голову сегодня утром, когда плавала, и с тех пор я пыталась понять, как это объяснить.
— В основном это связано с чистотой. Бабушка привила мне это как ничто другое. Сейчас я делаю это не потому, что это я махриме, а потому, что для меня это нормально.
— В этом есть смысл.
— Правда? — спросила я, улыбаясь, потому что дразнила.
Должна признаться, мне было приятно, что Адам читал об этом.
О том, что меня больше не волновало, потому что я не вела такую жизнь.
Несколько оброненных слов, упоминание о моем прошлом и семье — и Адам принялся изучать меня, словно делал анализ книги.
Сказать, что я была тронута — ничего не сказать. Черт, по правде говоря, меня это все тронуло. И позже, когда мы вышли из Центра, Адам обнял меня и повел к месту, где стоял его пристегнутый велосипед, было странно правильно находиться к нему так близко.
Мы были чужими, но не были ими.
Что-то в нас знало друг друга с незапамятных времен.
Знание этого приносило умиротворение. Спокойствие, которое заставило меня почувствовать, что пришло время моей роли в этом мире, потому что я, наконец, встретила его.
Похоже на первый день в новой школе. Внезапно все перестает иметь значения кроме следующих шагов, которые ты сделаешь, первого впечатления, которое произведешь. Только нам не нужно беспокоиться о таких глупостях. Нам просто нужно было узнать друг друга.
Центр находился примерно в двадцати минутах ходьбы от моей школы, как и от его, только в противоположном направлении.
Когда мы подошли к дороге Адам остановился, придерживая свой велосипед, и пробормотал:
— Мне не нравится оставлять тебя здесь.
— Все будет в порядке, — весело ответила я.
И у меня действительно все было в порядке. Никто меня не трогал. К тому же я знала, как о себе позаботиться.
Бабушка выглядела хрупкой, но она не вела себя так. А ее отец? Он был чемпионом по боксу на кулаках, так что у нее был сокрушительный правый хук — то, что она передала мне.
Но мне нравилось, что Адам беспокоился. Он беспокоился до такой степени, что это перерастало в заботу.
Я не чувствовала такой заботы со времен жизни с бабушкой.
Протянув руку, я прижала ладонь к груди Адама, желая сказать ему то, чем еще не могла с ним поделиться, желая сказать слова, которые могли его взволновать, но сдержалась. Это было сложно. Внутри меня бушевал океан, и приходилось сдерживать излияния, иначе я выглядела бы слишком драматичной или просто странной.
Я не была уверена, что смогу вынести, если Адам станет думать обо мне так же.
Я привыкла, что меня считают странной. Несмотря на попытки приспособиться, некоторые вещи, которые я делала — личные маленькие ритуалы — привлекали внимание и выделяли меня. Мнение Адама имело значение. Больше. И я не знала, как с этим справиться.
Прижав кончики пальцев к его груди, я пробормотала:
— С нетерпением жду завтрашней встречи.
Ответная улыбка была теплой.
— Я тоже.
Адам наклонился вперед, и на секунду я застыла, думая, что он хочет меня поцеловать. Не уверена, что готова к этому, но Адом был моим, так почему бы мне не быть готовой? Вот только эти переживания были напрасны, потому что он наклонился не для поцелуя. Просто обнял, крепко к себе прижав, буквально окружив меня собой, и это было чудесно.
Лучше, чем вода.
Я тихонько вздохнула, когда Адам сжал меня, и, не в силах удержаться, сжала его в ответ.
Крепко.
Боже, его руки были сильны, хватка невероятна, но объятия подобны раю.
Мои глаза даже защипало от эмоций, когда я узнала, каково это быть в объятиях своего мужчины.
— Я не хочу оставлять тебя, — повторил он, и я знала, что это те слова, с которыми он боролся.