— Я хочу всего этого. И даже больше, — говорю я, кивая, и ее глаза сужаются, словно я играю в какую-то больную игру. Она не ошибается. — Разве ты не видишь, Остин? Я тот парень, который хочет забрать у тебя все. Я хочу уничтожить тебя. Я хочу причинить тебе боль.
— Ты уже сделал это, — говорит она сквозь стиснутые зубы.
Я улыбаюсь. Она имеет в виду свои швы в том месте, где я ее порезал. Я могу заставить ее истечь кровью до смерти без гребаного ножа.
— Ты даже не представляешь, что я могу сделать с тобой. Ты не представляешь, на что я способен. Я могу превратить тебя в ничто. — Мысль о том, чтобы уничтожить ее и сделать ее части, такие же кривые, как мои, так чертовски сильна.
Ее челюсть заостряется, а затем она дает мне пощечину.
Мои руки сжимаются в кулаки по бокам от удара на моем лице. Ненавижу, что мне это нравится. Меня воспитывали, чтобы я любил драться.
— Я рискну дать тебе еще одну пощечину, — рычу я. Проверяю ее.
Я жду, что она рассмеется. Назовет меня долбанутым, но она этого не делает. Вместо этого она делает то, что я говорю. Это было сильнее, чем в первый раз, и я обнаруживаю, что толкаю ее назад, мои кулаки ударяются о стену по обе стороны от ее головы, но она не отступает. Не она. В ней столько борьбы, что это заставляет ее темно-зеленые глаза сиять. И мне это нравится.
— Я буду бить тебя столько раз, сколько ты захочешь, — рычит она, тяжело дыша.
— Я хочу ударить тебя в ответ. — Я лгу. Я не хочу причинять ей боль. Не так, как она думает. Я хочу сломать ее изнутри.
Она поднимает подбородок.
— Давай. Я могу принять удар.
— Я хочу наказать тебя за сожжение тела Джеффа. Я хочу наказать тебя за то, что ты испортила мою машину. И я хочу наказать тебя за то, как сильно ты заставляешь меня хотеть тебя, — говорю я ей. Мой член все еще твердый от того поцелуя, который мы разделили на моей кухне. Мысль о том, чтобы трахнуть ее, настолько сильна, что трудно думать о чем-то еще.
— Почему? — спрашивает она, ее грудь быстро поднимается и опускается с каждым вдохом.
— Я же говорил тебе, милая. Мне нравится разрушать красивые, невинные вещи.
Ее глаза смотрят в мои. Она ищет, как будто пытается расшифровать мои слова, но они были честными. В них не было скрытого смысла.
— Почему? — снова спрашивает она, и ее голос дрожит. Страх снова закрадывается в ее черты.
— Потому что идеальным вещам не место в испорченном мире. Это так просто.
Она сглатывает.
— Я не идеальна.
Я наклоняюсь, мои губы почти касаются ее губ, и ее дыхание сбивается.
— Ты для меня. — Я никогда не говорил женщине ничего более правдивого. Она такая же, как я. Борьба. Гнев. Ненависть. Я вижу, как она сжимает руки в кулаки, когда я заставляю ее что-то делать. Я вижу, как она принимает любой вызов, который я бросаю ей. Без предупреждения. И мне нравится, что она отказывается отступать. Сдаваться. Она идет со мной один на один, и в своем сознании она чувствует, что у нее есть шанс победить. Это меня так заводит. Она была создана для такого мужчины, как я — дикаря.
— Коул, — шепчет она.
Я убираю правую руку со стены и прижимаюсь к ее лицу. Она хнычет, и это разжигает мое желание сделать ее своей.
— Я хочу смотреть, как слезы катятся по твоему прекрасному лицу, потому что я думаю, что ты великолепна, когда плачешь. Я хочу видеть кровь на твоей безупречной коже, потому что ты выглядишь как бесценное произведение искусства. И я хочу смотреть на тебя сверху вниз, когда ты стоишь на коленях, потому что ты хочешь доставить мне удовольствие. — Мой большой палец проводит по ее дрожащей нижней губе. — Я хочу сделать из тебя красивую, сломанную куклу, Остин. — Ее глаза расширяются от моего признания. — Все мое, чтобы играть с ним. — Я смотрю на ее приоткрытые губы, облизывая свои собственные. — Все мое, чтобы трахать. — Она стонет. — Все мое, чтобы уничтожить.
Она просто смотрит на меня. Ее глаза ищут мои. Когда они опускаются к моим губам, я сокращаю маленькое пространство между нами и целую ее. Она не отстраняется и не отталкивает меня. Вместо этого она открывается мне, и я наклоняю ее голову, углубляя поцелуй, перехватывая ее дыхание.
Я хочу забрать у нее все. И я знаю, что для этого не потребуется многого. Я отстраняюсь, и она медленно открывает глаза.
— Я буду здесь, чтобы забрать тебя в семь тридцать утра в четверг.
— Что? — спрашивает она, задыхаясь.
— Ты будешь ездить со мной в школу и из школы, — говорю я ей. — Может, ты еще не моя, но для всех остальных ты уже моя. — Затем я ухожу, не давая ей шанса возразить.
— Готова идти? — спрашиваю я, входя на кухню.
Лилли бежит ко мне, и я беру ее на руки. Дик встает из-за стола. Когда мы выходим на улицу, я говорю ему.
— Выкладывай видео.
ОСТИН
За окном раздается гудок, и я сдергиваю рубашку с вешалки. Ублюдок! Он даже не может войти в дом?