Смотрю на расписание и тяжело вздыхаю. Я действительно не могу позволить себе развлечься, но уже одета для этого. Я проснулась с намерением провести сегодня время с лошадьми и в первую очередь оделась для верховой езды. У меня осталось не так много возможностей провести время с Зевсом и Атласом. Лошади — это одна из многочисленных причин, по которым покидать Порту так больно.
Раздаётся звонок в дверь, от которого я вздрагиваю и смотрю на Изабель.
— Мы кого-то ждём?
— Не в этот час, — настороженно говорит она. — Но люди продолжают присылать цветы и еду. Очень много еды. ― Она взмахивает руками. — Я раздавала её персоналу, чтобы они забрали её домой семьям, но у нас всё равно осталось больше, чем мы можем съесть.
— Отошли еду в Святую Ану. Там должны знать семьи, которым необходима еда. Мы не должны дать ей пропасть зазря.
Это действительно так. Жареное мясо, овощи и торт с ромом на пороге — наименьшая из проблем. А вот Абель и Томас — вот о чём в действительности стоит волноваться. Уверена, когда раздался звонок, это промелькнуло и в мыслях Изабель.
Мы смотрим друг на друга в тишине, пока слышим, как к нам приближаются шаги. Если приносили еду или цветы, Хосе, дворецкий отца, относил их прямо на кухню, не тревожа нас.
Не дожидаясь стука, Изабель встаёт и распахивает тяжёлую французскую дверь.
— Прошу прощения, — встревоженно произносит Хосе. — Антонио Хантсмэн здесь, чтобы увидеться с Даниэлой.
6
Даниэла
У меня сводит живот, и я на несколько секунд прикрываю глаза. Антонио Хантсмэн. Как будто мне не хватает проблем.
Я никогда не пойму, почему он так нравился отцу. Не просто нравился, отец способствовал его приходу к власти. Papai мог расправиться со всем кланом Хантсмэнов, но не сделал этого.
— Я не могу позволить себе роскошь уничтожить наш мир, чтобы свершить месть такого рода — даже во имя твоей матери.
Таково было его последнее слово на эту тему.
Отец никогда не приглашал Антонио в наш дом, вплоть до последнего часа, по крайней мере, тогда меня там не было. Но вера в него была оскорбительна и неприятна по отношению к матери и ко мне. Мучительно болезненна. Словно срывали струп со свежей раны. Мой струп. С моей раны.
Он был мягкосердечен, когда это касалось нас, но для отца не было ничего важнее, чем защита нашего мирка. Мне ясен этот принцип, но крошечная часть меня никогда не простит его за то, что он не уничтожил всё, чем дорожили Хантсмэны.
Нет, Антонио не был причастен к событиям того дня, но насколько могу судить, мужчины в этой семье — монстры. Это заложено в их генах. И если слухи правдивы, то он ничем не отличается от других членов семьи. Может, ещё более жестокий. Но если мне придётся выбирать, я лучше попытаю удачу с ним, только не сейчас.
Я смотрю на Хосе, по-прежнему терпеливо ожидающего указаний от меня.
— Пожалуйста, скажи ему, что я нездорова. Благодарю.
Он медлит, прежде чем кивнуть. Не многим захочется сказать Антонио Хантсмэну, чтобы он убирался прочь, но персонал в этом доме до безобразия преданный.
Изабель поворачивается к нему.
— Я сама, — говорит она.
Должно быть, она увидела в глазах Хосе те же опасения, что и я.
— Может, я должна встретиться с ним и покончить с этим, — недовольно говорю я, хотя это как раз последнее, что я хочу сделать.
Когда я начинаю подниматься, Изабель жестом велит мне оставаться на месте.
— Ты не одета для посетителей. Пойду и скажу ему, что ты сейчас не принимаешь гостей. Предложу ему вернуться в другой раз. Он не доставит проблем в доме твоего отца.
Может, нет. Но это больше не дом отца. Он — мой.
— Спасибо.
— Кто является без предупреждения в половине десятого утра? — бормочет она, выходя в коридор.