— Как тебе только в голову это пришло? — улыбнулся он и передразнил её ребячий голосок, — «если я ничего для тебя не значу». Как ты можешь ничего не значить для меня, Гермиона? Я с трудом себе представляю, что буду делать, когда ты уедешь в школу.
Затем он поднёс её ладонь к своей груди, продолжая поглаживать тыльную сторону.
— Я не могу тебе обещать, что ничего не изменится, — Люпин заговорил серьёзнее. — Мы не знаем, что будет с нами завтра. Но то, что если у нас будет возможность встретиться — ты же приедешь на Рождество? — он дождался её утвердительного кивка. — Так вот, если эта возможность будет, то мы обязательно встретимся. Слышишь? И уж тем более я буду скучать по нашим ночным беседам, прогулкам…
Невесомо, почти что неощутимо, кончиками пальцев он убрал прядь волос с её лица, на обратном пути, словно ветер, коснувшись её щеки. И ей хотелось ему поверить, ведь только время, проведённое с ним, казалось настоящей жизнью, которая оставалась слишком далеко за спиной.
На улице было немноголюдно и лишь через два соседних дома её сосед мистер Диккинсон копошился с ключами у входной двери. Гермиона долго не знала, о чём говорить дальше: после стольких лет круг общих интересов всё ещё был широк, но выбрать нужную тему никак не получалось. Она была рада, когда инициативу проявил Люпин: стихийно он заговорил о Хогвартсе, о маглах, о том, как начал изучать их систему образования и предложил Минерве несколько нововведений.
— Мне кажется, излишне консервативный уклад Хогвартса уже нежизнеспособен, — заявил он с воодушевлением. — Магловские технологии ушли так далеко вперёд, что почти сравнялись с волшебством! Я вспомнил, как ты рассказывала о некоторых изобретениях, которыми твои родители пользуются в быту. Ведь насколько это могло бы упростить нашу жизнь!
Гермиона не могла смотреть на него без улыбки. Надо же, он помнил её рассказы о микроволновках и сотовых телефонах! Да, было ведь дело на пятом курсе, когда она всё никак не могла отступиться от своего манифеста за свободу домашних эльфов и предлагала хотя бы облегчить их труд с помощью магловской техники. Никто не воспринимал её слова всерьёз, Рон даже подтрунивал над ней. А Ремус? Он выразил ей молчаливую поддержку и тогда, по правде сказать, ей было этого достаточно.
— К тому же, более детальное изучение жизни маглов сделало бы проще адаптацию маглорождённых волшебников. Одной беседы директора с такими ребятами и их родителями явно недостаточно, чтобы погрузиться в волшебный мир, о котором твои сверстники знали с рождения, — Люпин взглянул на неё. — Я подумал о том, как ты с этим справлялась.
— Ну, у меня был целый год, чтобы подготовиться, — усмехнулась Гермиона. — Дамблдор отвёл меня в Косой переулок и посоветовал книги не из учебного списка. Правда, я прочитала их всего за пару месяцев.
Люпин шумно усмехнулся.
— Не все такие вундеркинды, как ты, милая, — произнёс он мягче. — Таких, как ты, вообще больше нет.
— Ой, да брось! — она смутилась и покачала головой, но, взглянув на него, тут же проглотила улыбку. Зачем он так на неё смотрел?
Гермиона будто бы снова использовала маховик времени и оказалась в теле себя четырнадцатилетней, стоящей в дверях кабинета ЗОТИ, готовой разрыдаться от неукротимой боли и чувства вины. Он увольнялся, уходил, и даже то, что она полгода держала язык за зубами, не спасло от разоблачения его тайны. Беспомощность вынудила её сказать больше, чем стоило. Вот и теперь она чувствовала, что в любой момент может сболтнуть лишнего под таинственной завороженностью этого взгляда.
— Я должен признаться, что не просто так сегодня оказался здесь, — шумно выдохнул Люпин и потупился. — Я не знал, во сколько ты заканчиваешь работать и прождал несколько часов.
— Ты ждал меня около моего дома?
Он виновато поджал губы, а затем снова посмотрел на неё.