И когда она в последней раз так радовалась сделанной глупости? В шестнадцать, когда вопреки увещеванию родителей решила получить специализацию целительницы, а не лесничей? Или в двадцать семь, когда точно так же вопреки воле наставников решила уйти из Парящих Лесов, чтобы не впутываться в политику, что с её способностями было неизбежно? Однако, ни в том, ни в другом случае Нимкано не нарушала никаких правил, кроме неписанных.
Сегодня — нарушила. И, вспоминая прикосновения уверенных грубоватых рук, знала, что сделает это снова, когда сможет. А если представится возможность совершить проступок более тяжкий, чем беглый поцелуй в беседке… Ну что же, если Майре захочется так рисковать, Нимкано против не будет вопреки всем доводам рассудка. Они всё равно собирались бежать. Это было куда серьёзнее. Казнь за побег полагалась более медленная и тяжёлая чем за разврат с хозяйскими наложницами.
Подумав об этом, Нимкано рассмеялась. Она понимала, что должна переживать из-за Майры и из-за ситуации в целом, но чувствовала себя до истеричности, до пустоты лёгкой.
Наутро лёгкость не прошла, но немного поутихла, словно что-то улеглось глубоко внутри, готовое всколыхнуться от первого же толчка, чтобы снова заполнить уставшее сознание.
«Только психику не хватало повредить, — думала Нимкано, расчёсывая волосы и поглядывая на себя в бронзовое зеркало. — По крайней мере, серьёзно, всяких мелочей я уже и так наверняка нахваталась по самое не могу».
Она, конечно, была эльфийкой-Ведающей, но иногда недуг разума не могли излечить даже они. Да и самолечение в этом случае резко теряло эффективность, а где она в ближайшее время найдёт ещё одну Ведающую целительницу?
В дверь аккуратно постучали. Странно, кто бы это мог быть? Раньше евнухи заходили к ней, не спрашивая дозволения и не предупреждая о своём появлении. Может, Майра пришла? Не слишком разумно с её стороны. Могла бы и завтрака дождаться.
— Войдите.
Резная дверь распахнулась и комнатку проскользнула Жемчужина. Нимкано с трудом не выдала удивления.
— Доброе утро, Фея, — прохладно улыбнулась Жемчужина. — Позволишь отвлечь тебя разговором?
— Я не занята, — Нимкано вернула улыбку. — Присаживайся.
Какую-то долгую секунду они изучали друг друга ничего не выражающими глазами, а потом Жемчужина изящно опустилась на пуфик рядом, плавным движением поправив красный шёлк юбок. Её руки украшали тонкие платиновые браслеты, усыпанные гранатами и рубинами, на шее она носила не только рабскую цепочку, но и три декоративные куда более тяжёлые, сложные в плетении. Жемчужина совершенно очевидно демонстрировала свой статус, своё превосходство.
Нимкано закономерно не прониклась. Жемчужине должно было исполниться около двадцати пяти лет, самым впечатляющим украшением для лесной эльфийки этого возраста, по мнению Нимкано, служила чёрная рабочая мантия ученицы Высокой Школы. В крайнем случае — Школы Ремёсел. Жемчужина, эта давно-уже-не-девочка, потеряла целый мир, большой и страшный, но свободный, несравнимый ни с одной клеткой. Скорее всего, потеряла безвозвратно. Нимкано её жалела, жалела куда больше, чем иных наложниц, которым изначально не судилась лучшая жизнь. Впрочем, это не значило, что её чувства хоть как-то повлияют на их общение.
— Я вижу, ты неплохо обживаешься, — заметила Жемчужина, демонстративно окинув взглядом маленькую опрятную комнатку. — Хотя места маловато.
— Сколько есть, — Нимкано пожала плечами и отложила гребень.
— Планируешь переехать в ближайшее время? — голос оставался всё таким же ровным, а тон — вежливым, но вот вопрос и не пытался притвориться невинным.
Это было очень топорно, в лоб. По местным меркам — практически то же самое, что спросить: «Собираешься со мной соревноваться за внимание хозяина?». Во время первой их беседы Жемчужина не вела себя так. А обсуждали они ровным счётом то же самое. Нимкано с трудом удержалась от того, чтобы взять что-то из разложенных перед ней украшений и начать вертеть в руках.
— В ближайшее время — нет. Но потом, если будет возможность, — она позволила себе лёгкую улыбку. — То я отсюда выселюсь.
Жемчужина демонстративно подняла тонкие брови.