— Это конец?
Она моргает пораженно, но мастерски держит эмоции в узде. Беллами хотел бы перестать быть для всех открытой книгой — книгой пыток и горечи.
— Для нас да.
— Ты винишь меня?
— Нет. Правда, нет.
Вспышка злости отражается в глазах девушки мерцающей на лампой. Буря близка.
— Ты предал нас, когда мы больше всего в тебе нуждались.
Слова только добавляют воздуха в это чёртово пламя, засевшее в его груди.
— Да? — и оно ярким всполохом переходит в стадию пожара из смеси противоречивых чувств. — А как насчёт того, что я нуждался в вас? Хотя бы один спросил, что я чувствую? Через что прошёл? Почему поверил в вознесение? Никто. Даже ты — моя девушка.
— Была ли я ей когда-то полноценно?
— Что ты несёшь?
— Я засыпала десять лет с мыслью, что хочу тебя вернуть. Хочу спасти. Но никогда не углублялась в причины, почему я становлюсь так одержима. Сначала списывала это на любовь, но после… — Эхо поднимает взгляд, сморгнув дымку чего-то неясного. — Поняла, что мы оба так сильно нуждались в тех, кого потеряли на Земле, что вынужденно искали в друг друге поддержку. То, чего лишились. Я служила Роану так долго, что с его смертью потеряла себя. Мне был нужен тот, за кем бы я следовала, и я нашла это место рядом с тобой. Ты же…
— Что я? — Беллами не нравится этот оборот.
— Тебе понадобилось три года, чтобы простить меня за предательства, и не хватило шести лет, чтобы найти то же, что связывало тебя с Кларк, во мне. Я хочу быть приоритетом для того, кого люблю, — она не задыхается, не плачет, Эхо воин, но это не значит, что её мир не разрушается вновь.
— Я был отстойным парнем, — внезапно такая правда остужает прежний запал, и Беллами становится мягким, уставшим и бесконечно эмоционально выжатым. Разговоры за последние дни словно петарды, что запускают в опасной близости от него, не оставляют ни секунды на спокойствие. Но он искренен с ней, и это малая часть того, что она заслуживает. — Прости меня. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
— Я тоже этого хочу для тебя, — Эхо сухо целует его в щеку и уходит, мягко и тихо, как свойственно обученной шпионке, которой больше не нужен человек, за которым она последует. Отныне она сама себе лидер. Разумеется, Эхо не из тех, кто забывает об обретенной семье, поэтому все они, сидящие в других комнатах, в безопасности.
×××
Рейвен ощущает напряжение в пальцах, когда за спиной кто-то застывает, и это далеко не из-за холода, скользящего из-под приоткрытого окна, а из-за дурного предчувствия.
— Хей, — Эмори окликает её.
Рейес оборачивается, желая, чтобы подруга (если у неё право теперь называть её так?) залепила ей хорошую затрещину, наконец, высказала ей всё в лицо — все претензии, и тогда бы Рейвен стало легче. Не до конца, потому что она виновата, но тогда бы она знала, что испытывает Эмори.
— Я разрушила ваши отношения. Прости, я…
— Рейвен, эй, — девушка подходит к ней ближе, кладёт руки на предплечья и внимательно заглядывая в глаза, улыбается, говоря, — ты не виновата в этом. Мы с Джоном решили всё мирно. Разошлись полюбовно. Так случается. Люди перестают находить в друг друге то, что находили раньше. И это нормально. Ты по-прежнему моя лучшая подруга. Я люблю тебя, помнишь? — Рей усмехается грустно, вспоминая время, когда они едва не потеряли эту землянку, без которой жизнь уже не будет прежней. — И ни один парень не встанет между нами. Даже если у вас с ним что-то есть, я понимаю. Вы через многое вместе прошли. У вас есть химия, история…
— Прекрати… — перебивает её Рейес, это не то, что ей хотелось бы слышать.
— Вы оба всё ещё моя семья. Вы дороги мне. И я никогда не отступлюсь от этого.
— Но я всё равно чувствую, что виновата. Что разрушила вас. Стала помехой.
— Ты никогда не была помехой, лишней или тем, кто всё разрушил, — Эмори долго и пронзительно смотрит ей в глаза, убеждая, изгоняя сомнения и страхи. — Рейвен, послушай, я понимаю, что ты чувствуешь, но кто и виноват, так это мы. Мы с Джоном. И мы всё разрешили.
Эмори утыкается подбородком в её напряжённое плечо и обнимает.
— Я тоже тебя люблю, — дробяще несмело, но так искренне произносит Рейес, и пузырь отвращения к себе, наконец, лопается.