— Кроме того, что я начал сомневаться в водительских способностях Миллера, никаких.
— Да ну, — пихает плечом его Блейк. — Давай, выкладывай, Джонни.
— Ты слишком резв для без-пяти-минут-трупа, знаешь?
Безобидная, на взгляд Джона, подколка не должна привести ни к чему, кроме ответной ухмылки, но взгляд Беллами заметно меняется, расфокусировавшись, словно Мерфи произнёс слово-табу, которое срывает Блейка куда-то вниз — на глубину, давящую и замкнутую. Он хорошо знает это чувство, когда ты воспринимаешь всё, как в первый раз, будто проходишь через обнуление. Как не можешь насытиться, как впитываешь каждую эмоцию, будто энергетический вампир, и жаждешь большего. Выжимаешь на максимум все чувства, ведь знаешь, каково это — не быть живым. Но в то же время мысль, укоренившаяся в сознании, о скоротечности жизни не покидает тебя, съедает изнутри, а тебе так хочется заглушить это назойливое нечто, что ты ударяешься в алкоголь или в себя.
Но чем глубже уходишь, тем тяжелее возвращаться на поверхность. С Джоном рядом были Эмори и Рейвен.
Беллами хмурит брови и натянуто хмыкает, но не может обвести его вокруг пальца. Мерфи поддевает носком кроссовка его ногу и, напялив самый важный вид, пододвигает невидимые очки на нос. Старая добрая игра с Кольца.
— Джон Мерфи, подлец, циник и профессор психологии отвергнутых и драматично смотрящих вдаль, к вашим услугам. Давай, Белл. Монета за монету. Что тебя терзает?
Беллами расслабляется и усмехается, но рискует принять навязанные правила, хотя диалог предстоит не из лёгких.
— Этот ваш так называемый «второй шанс». Зачем мы здесь, если вы выиграли последнюю войну, сдали тест и доказали, что любовь это хорошо? Зачем здесь я?
— О, чувак, меньше экзистенциальных вопросов, больше конкретики, я должен играть хорошего специалиста, а не грустно вздыхающего сумасшедшего. Мир, очевидно, влюбился в нас и хочет, чтобы только мы спасали его пылающий в огне зад! Так давай сделаем это вновь. С фанфарами и заранее заказанными изящными гробами.
— Мне казалось, ты был против этой затеи?
— Все равно выбора особого нет, вы же не скинете меня в ближайшем баре, не набьете мои карманы пачками денег, чтобы я спустил их в казино или на выпивку. Моралисты, чёрт бы вас побрал.
— Тоже верно. Вы с Рейвен?..
— Ничего особенного, — говорит Джон, не моргнув. И это звучит самым адекватным образом, в отличие от его предыдущих высказываний. Но друг только подозрительно смеживает веки, уличая его в откровенной лжи. — Мы с Эмори расстались. Она любила во мне больше героя-Джона. А мудака-Мерфи во мне всегда было больше. Это то, кем я являюсь. И хотя сейчас она бы, не раздумывая, восхитилась мною, моим деланным энтузиазмом, и затащила к себе… Рейвен… Мне кажется, я нужен любым. Она не делит меня на версии, не выбирает фаворита. Хотя всё ещё злится и винит себя в нашем расставании. Она просто была рядом, когда всё на том гребаном берегу пошло ко дну. Понимаешь? Знаю — понимаешь. А вообще вы с ней король и королева драмы. И она скорее лишит себя возможности улететь в космос, чем признается, что скучает.
— Я рад за вас. Правда, рад.
— Я знаю. Твоя очередь. Опиши свои отношения с Гриффин. Выбери что-то одно. Соперники? Друзья? Враги с привилегиями?
— Брось.
— Ох, прости, что задеваю твои сердечные расстроенные струны. Ещё больно, а.
— Идиот, — смеётся Беллами.
— Именно это ты и ценишь во мне, мой друг, — ухмыляется довольный самим собой Мерфи, и, сделав глоток, надсадно кашляет. — Чем сильнее ты стараешься отдалиться от неё, тем сильнее привязываешься. Может, это болезнь. Тебе бы томографию сделать. Эти штучки Рейес, её слова. Не обращай внимания. А может, сбой в системе. В любом случае, перспективы не из лучших.