— Разве вы не видите, как они страдают? Мы наткнулись на четыре трупа, — яростно воскликнула Алина, теряя самообладание от усталости. — Четыре. Среди них были дети. Их убили за то, что они были собой. Нельзя сидеть сложа руки, пока их убивают.
Она ненавидела тех, кто сделал это. Полыхала чёрной ненавистью, подпитываемой гневом, обидой, болью.
— Что ты знаешь об этом, девочка? Сколько лет ты сидела в затворницах и не показывала носа дальше своей деревни? — Багра была безаппеляционна и била по-больному, находя слабости не хуже гончей. — Всех не спасти. А вы — два упрямца, два глупца, сущие дети. Не более. Даже если полезете в это болото со своими благими намерениями, кто сказал, что мир заслуживает спасения? Кто сказал вам, что, покончив с одной лавиной, сами гриши не станут второй? Чтобы разобрать вас на кусочки?
Алина сжала пальцы до боли в суставах, лихорадочно смаргивая пелену гнева. Но тот лишь нарастал. Рос ввысь. Обнимал. Разгорался.
— Алина, дыши. Алина…
Услышав его беспокойный голос, она вскинула голову и почувствовала, как свет вырвался из неё парой нестабильных вспышек, озарив шатёр. Пот стекал ручьями, дыхание затруднилось и закружилась голова. Восковая маска, служившая Багре лицом, треснула. И Алину поглотил прохладный мрак, без труда принявший в свои объятья.
°°°
— … заклинательница солнца, ты, должно быть, шутишь…
— Я сам видел, — настойчиво заверил кто-то.
— Прекратите болтать!
Алина заворочалась, вдыхая запах морозной ночи, и открыла глаза. Тёмные деревья перешёптывались на каком-то древнем языке, а под её ладонью билось чьё-то сердце. Подняв голову, она наткнулась на лицо Александра, непроницаемое и жёсткое, оно не выражало ничего, кроме настороженности. Почему они так близко, что она ощущает его дыхание и тепло?
— Ты соврала мне, — прозвучало вместо приветствия. Холодное, но уязвлённое.
— Она очнулась! — воскликнул противный мальчишеский голос.
Александр нёс её на руках. Осознав это, Алина встрепенулась и попыталась высвободиться из его рук.
— Да что ты творишь, успокойся, я поставлю тебя сейчас же.
— Я соврала, потому что…
Ноги подвели, подкосились, но она устояла. Обида вонзилась в сердце, используя его как подушку для игл. Их ещё вытаскивать и вытаскивать. И всё благодаря ему. Александру, глядящему ей в глаза с толикой печали и недоумения.
»…потому что ты врал мне, я хотела сделать то же, боль в ответ на боль».
— …потому что меня уже предавали люди, которые обещали быть на моей стороне. Ты сам сказал там, что это ничего не стоит — предать.
— Ты, правда, призываешь свет? — с благоговением прошептала девочка с тем взглядом, которым награждают образа в церквях.
Оказалось, что их окружили со всех сторон: и дети, и Пажа, и Фрея — и если крайняя поглядывала с любопытством вперемешку с привычным презрением, то вторая — с обидой за сказанную ложь про способности. Сделав круговое движение пальцами, Алина осветила лица столпившихся.
— И всё? — возмущённо вскрикнул Тео.
— Кажется, мы уходим, потому что я уже дала одно такое представление.
Александр поморщился.