°°°
В какой-то момент мир стал ярким, аляповатым, вспышками цветов перед глазами, живым смехом и слегка опьяненным сознанием. Алина глупо хихикала, отпустив все тяготы на потом, пила из кружек крепкий квас и много танцевала. Это она помнила хорошо.
— Я тут узнала, — говорила она громко, улыбаясь до боли в щеках и двигаясь до того активно, что перед глазами плыли звёзды. Небосвод становился рекой с внутренним точечным свечением. — что тебя зовут, как сына нынешнего царя.
— Что ж, у наших с ним матерей проблемы с фантазией, — он горько усмехнулся; несбыточная мечта порядком набивала оскомину, но Алина уже подталкивала его в сторону леса, вынуждая подчиниться, а не зацикливаться на неудачах. — а у тебя — с дозированием крепких напитков. Что ты пила?
Она, краснея и пошатываясь, собирала травы и цветы, ловко переплетая стебли. Они с другими девочками в Керамзине тоже плели венки, правда на Иванов праздник, поэтому руки хорошо помнили, как это делать.
— По большей степени квас. И что-то, что дала Пажа.
— Святые, — он мученически возвел глаза к небу, на лбу проступила складка, и Алина усилием воли подавила желание её разгладить, покрепче вцепившись в травы.
— Ты разбираешься в звёздах? — спросила, заглядывая в небо, щедрое на цвета и свет.
— Немного.
— Расскажи мне о них.
После чего Старкова водрузила ему на голову сплетённый ею на ходу венок из одуванчиков, ивана-да-марьи и других трав, с такой осторожностью, словно то была корона. Пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться, всё-таки Дарклинг всегда был выше почти на голову. Он ошеломленно замер, тяжело выдохнув. Словно всё это было в тягость. Алина слишком хорошо знала это чувство.
— Одна каким-то образом оказалась здесь.
Алина поперхнулась воздухом и смехом. Он расплылся в улыбке.
— Прозвучало слишком нелепо?
— Крайне. Почему ты избегаешь Фрею? Она ведь к тебе неравнодушна.
— Есть вещи важнее привязанностей, — помрачнев, ответил он. Собственное умозаключение или семечко, брошенное Багрой и ею же взращенное в его голове?
— Например?
— Защита гришей. Их обучение. Чёртов царь-отказник. Охотники. Весь мир.
— Ты ведь не один в этой борьбе.
Всё внутри ныло и болело. Он проходил долгий путь с одними и теми же переменными день за днём. И сколько ему ещё предстояло преодолеть… Но это всё же не давало ему никакого права слепо ею манипулировать, лелея одиночество и нужду в одобрении.
— Почти всегда один.
— Знаешь, мы всегда находимся в компании, но умудряемся оставаться одни. Я понимаю тебя и, возможно, мне даже жаль, что всё так получилось.
А потом она вошла в воду по пояс, нырнула и вновь засмеялась взахлёб. Солнечная. Живая. Совсем юная. Уставшая от горестей и потрясений, она беспричинно улыбалась всему миру.
— Ты ещё столького не знаешь, Алина.
— Иди сюда!
— Вода ледяная.
Он не сдвинулся с берега, будто врос в него. Напрягся всем телом. Боится плавать? Это нужно разузнать потом, когда они не будут заняты революцией, гражданской войной и проблемами со временем.
— Я могу согреть её для тебя. Знаешь же, я проглотила солнце. Или признайся, что боишься сильдройр{?}[Сильдройры –русалки]! Но я не одна из них, чай, не утоп… лю… Ал…
Вода сомкнулась над головой. Мир затих, только шумела кровь в ушах. Руки панически и беспорядочно забили по толще. Затем на поверхности раздался всплеск, вскоре после чего её потянули наверх.
Алина заулыбалась, закинув голову, наблюдая за его перекошенным лицом из-под приоткрытых, мокрых ресниц, засмеялась хрипло, клюнув его в подбородок, то и дело цепляясь за плечи и шею.
— Поверил. Я умею плавать.
— Сумасбродная! — рявкнул Александр.
Алина, переняв привычку, склонила лениво голову, пристально и изучающе прошлась по нему взглядом и облизала свои губы, холодные и влажные. У неё наверняка смешно топорщились уши, а капли воды всё стекали и стекали с лица и шеи. Одежда тянула вниз, а руки цеплялись за крепкие плечи.
— Совсем рехнулась?
Чёрные глаза приобрели оттенок беззвездной, злой ночи. Сколько мрачного огня горело в них!
А потом она, наконец, прижалась к его холодным губам своими, зарылась в мокрый ёжик волос пальцами, впечатавшись разом всем: и ртом, и телом. Кости сладко загудели, наполняясь силой. В памяти пронеслись смазанные фрагменты из зала Военного Совета, оккупированного ими в ярой потребности остаться наедине.