— Вот это лошадка, — прошептала Любава.
За её спиной с трудом поднялся типчик, первым попавший под раздачу. Оглядевшись, он ухнул и бросился бежать. Треск кустов указывал направление его отступления. Раздался высокий рык, и туша прилетела обратно, отброшенная размозжившим его рёбра пинком. Наступила тишина.
Напряжённо молчащая Любава прислушивалась, когда в шею ей ткнулось что-то мокрое. Жеребёнок сопел и тёрся мягкой гривкой, щекочущей забывшую обо всём девчушку.
— Хорошая, хорошая лошадка, — приговаривала она, гладя ластящегося жеребёнка. — Как ты тут оказалась?
Жеребёнок отошёл на шаг и тоненько заржал. Любава повернулась и уткнулась лбом в губы здоровой кобылицы. Та фыркнула, обдав лицо теплом, и пошагала к чёрному малышу, попутно отоварив копытом зашевелившееся существо, валявшееся в глубокой контузии. Обнюхавшись, лошади пару раз выпустили шипы.
Любава вспомнила, как старая ворожея рассказывала об иппах — редких существах, похожих на коней, но обладающих почти человеческим умом и грозным оружием против врагов — костяными наростами, выпускаемыми в моменты опасности.
— Что ж ты ребёночка-то бросила? Ходят тут злобные уроды с дубинами. Еле отбились, — пожаловалась девочка. — Ладно, пора мне идти, а то дома хватятся. Я про вас расскажу, хорошо?
Кобылица мотнула головой и коротко заржала. Любава постояла в задумчивости, размышляя, что это значит.
— Я понимаю, не ребёнок, чай. Нельзя так нельзя. Буду забегать в гости.
Девочка махнула на прощание рукой и пошагала прочь. Она не видела, как жеребёнок прошёл за ней пару шагов, остановился и повернулся к матери. Та догнала его, подтолкнула головой в след уходящей спасительнице и ободряюще фыркнула. Маленькая чёрная лошадка засеменила за девочкой.
Любава шла по тропинке, торопясь вернуться домой, пока её окончательно не хватились. Очень не хотелось вновь получить пару увесистых шлепков от отца, но гораздо тяжелее было перенести долгую беседу о том, какое нерадивое и непослушное чадо росло у уважаемых родителей.
На доносящийся откуда-то сзади топоток девочка внимания не обращала. Чутьё спало спокойно, а значит, опасности звук не таил. Зато тоненькое жалобное ржание слух уловил моментально. Любава обернулась и увидела, как жеребёнок нетвёрдо рысит по её следу, пытаясь догнать.
— Горе моё, это как ты тут оказалась? От матери сбежала? Опять?
Наконец настигнув спасительницу, малышка ткнулась мордой в плечо девочки и блаженно замерла, обдавая горячим дыханием шею и щёку. Любава погладила гривку, обняла новую подружку и задумалась.
— А что мама-то скажет? Твоя, твоя. Моя заругается, точно говорю.
Лошадка мотнула головой и подтолкнула девочку. Пошли, мол, всё хорошо.
— Отпустила, говоришь? Ну, пошли, сокровище. Колючка моя.
Когда во двор вошла дочка в компании вороного жеребёнка, Добронега не знала, смеяться ей или выпороть строптивицу. А бабушка Лукерья, поджидавшая мелкую хулиганку с назидательной целью, вдруг вытянула тонкую шею, выпучила поблекшие голубые очи и тонким голосом произнесла:
— То ж иппа! Я за свои сто с лишним зим ни разу не видела их! По приданиям, коли они выберут себе человека, век свой будут верными спутниками и друзьями! Ну, девка, большое это везение. А тебе, Добронега, скажу так: не захочет Любавка рассказывать, где и как нашла эту лошадку, не смей дознаваться, они теперь как две сестры и тайны у них общие.
— Бабушка, — почти шепотом произнесла перепуганная матушка. — А колючки то она свои под ребёнком не выпустит
— Ни за что на свете! Тот, кого выбирает иппа, неприкосновенен для неё, это в её крови. Избранный человек для них — родной навеки.
Обретшая волшебную подругу девочка, между тем, с видом знатока произнесла:
— Надо яблочек ей дать, она ими пахнет. Любит, значит.