— Это моя.
— Вау, это… ожидаемо, — сказала я со смехом. Я была так счастлива увидеть его комнату, что у меня немного закружилась голова.
— Я не ставил это здесь, это сделал Андреас. — Его голос приобрел оттенок оборонительности, как будто он мог только терпеть, когда его считают на девяносто восемь процентов ботаником.
— Но ты не снял его, — указала я.
— Это хороший плакат. Он получил его на научной ярмарке. — Он повернулся ко мне и пожал плечами, опустив глаза. — Было бы пустой тратой времени избавиться от него, и он будет бесконечно ругать меня, если я поставлю его в своей комнате.
Он открыл дверь и ничего не сказал, только отступил назад, чтобы дать мне пройти мимо него в его спальню. Тревога и возбуждение охватили меня с новой силой: Я входила в спальню мальчика.
Я входила в спальню Эллиота.
Она была редкой и безупречной: кровать заправлена, только несколько грязных вещей в корзине в углу, ящики комода аккуратно закрыты. Единственный беспорядок был в стопке книг, сложенных на письменном столе, и коробке с книгами в углу.
Я чувствовала напряженное присутствие Эллиота позади меня, слышала отрывистый ритм его дыхания. Я знала, что он хочет уйти от хаоса своего дома в одиночество, но не могла оторваться. За его столом была доска объявлений, на которой висело несколько ленточек, фотография и открытка с изображением Мауи.
Подойдя ближе, я наклонилась, изучая.
— Просто несколько научных выставок, — пробормотал он позади меня, объясняя, что это за ленты.
Первое место в своей категории на научной ярмарке округа Сонома, три года подряд.
— Вау. — Я посмотрела на него через плечо. — Ты умный.
Его улыбка вышла кривой, щеки запылали. — Неа.
Я отвернулась, рассматривая фотографию, прикрепленную в углу. На ней были три мальчика, включая Эллиота, и девочка слева. Похоже, она была сделана несколько лет назад.
Дискомфорт зудел у меня в груди. — Кто они?
Эллиот прочистил горло и наклонился, указывая. Он принес с собой запах дезодоранта — слегка кисловатый и хвойный — и что — то еще, совершенно мальчишеский аромат, от которого у меня свело живот. — Это Кристиан, я, Брендон и Эмма.
Я слышала эти имена вскользь: случайные рассказы о занятиях или велосипедной прогулке в лесу. С острым приступом ревности я поняла, что, хотя Эллиот стал моим человеком, моим безопасным местом и единственным человеком, кроме папы, которому я могла по — настоящему доверять, я совсем не знала его жизни. Какую сторону его жизни видели эти друзья? Видели ли они улыбку, которая начиналась с поднятой брови и медленно переходила в забавный изгиб губ? Поняли ли они смех, который преодолел его склонность к стеснению и разразился громким 'ха — ха — ха — ха'?
— Они выглядят мило. — Я откинулась назад и почувствовала, как он быстро отошел позади меня.
— Да. — Он замолчал, и тишина, казалось, превратилась в мерцающий пузырь вокруг нас. У меня зазвенело в ушах, сердце заколотилось, когда я представила себе Эмму, сидящую на полу в углу и читающую вместе с ним. Его голос прозвучал шепотом у меня за спиной: — Но ты милее.
Я повернулась и встретилась с его глазами, когда он быстро поморщил нос, чтобы поднять очки повыше.
— Ты не должен так говорить только потому, что…
— Моя мама беременна, — проговорил он.
И пузырь лопнул. Я услышала топот ног по коридору, лай собаки.
Мои глаза расширились, когда его слова дошли до меня. — Что?