— Ну, Мав, видишь, она открыла дверь, — я вскидываю руки, мой напиток плещется, а я все еще улыбаюсь. — И ушла, — я подмигиваю ему. — Иногда нет никакого грандиозного плана. Иногда все так просто. Ты просто уходишь.
Я ставлю свой напиток, сжимаю руки вместе. Я сосредотачиваюсь на нем, когда он смотрит на меня, опираясь локтями на стол, подложив руку под подбородок, его губы разошлись.
— Ты… ты, блядь, шутишь?
Я не отвечаю.
— И почему, блядь, ты ее не остановил?
— Я спал.
— Ты… спал? Ты не подумал, не знаю, поставить гребаную сигнализацию?
Я пожимаю плечами.
— Ты, кажется, очень переживаешь по этому поводу, Мав…
— А ты нет? — рычит он на меня.
О, я более чем чертовски напряжен. Но самолет моего отца приземляется сегодня. Хочу ли я видеть ее в своем доме? Да. Хочу ли я, чтобы она была в руках отца? Пока нет.
Мав снова хлопает кулаком по столу, когда я не отвечаю ему.
Я не должен был отправлять охранников отца из церкви домой, они могли бы быть здесь через несколько секунд. Я не должен был оставлять своих в Либере. Но у отца были встречи в Москве, и я знал, что это мой шанс в Санктуме. Заставить ее вспомнить в комнате разврата. Чтобы она вспомнила все, что они хотели, чтобы она забыла. Все, что она хотела забыть.
И она была нужна мне на той вечеринке. Как бы я не хотел, чтобы мой отец получил ее в свои руки, я также не хочу, чтобы это сделал кто-то другой.
— Что она видела? — спрашивает Мав, его тон стал мягче.
Я пожимаю плечами.
— Ты, блядь, не знаешь? Все это в Либере, а ты не знаешь? — его вспыльчивость нарастает.
Я не могу найти в себе силы на это.
— Ты ведь понимаешь, что это значит, не так ли?
Я откидываюсь на спинку стула в столовой, складываю руки, откидываю голову назад.
— Это значит, что когда Доминус вернется на территорию США, он сам найдет ее и свернет ей гребаную шею, — продолжает Мав.
Мои кулаки сжимаются. Я молчу.
— Он давал тебе шанс, блядь, снова и снова. Чтобы доказать свою правоту, — Мав насмехается с отвращением. — Он дал нам передышку после того, как мы проебали Смерть любовника в прошлом году. Но не в этот раз, — он стучит костяшками пальцев по столу. — Не для Жертвенника. Он собирается убить ее. И он заставит тебя смотреть.
Я закрываю глаза.
— Он собирается обезглавить ее, возможно, в буквальном смысле слова…
Я делаю глубокий вдох.
— Может быть, заставит нас всех по очереди…
Мои глаза открываются, и на секунду я не вижу ничего, кроме красного цвета, когда я ныряю через гребаный стол Маверика, делаю выпад в его сторону, посылая его и его стул назад на темный деревянный пол. Стаканы на столе разбиваются рядом с нами, и мои руки нащупывают его горло.
Его глаза сузились, на его лице нет удивления. Я впиваюсь пальцами сильнее, оскалив зубы.
— Не надо, — рычу я на него и вижу, как напрягаются мои собственные вены на коже. Я крепче сжимаю его шею, и он ухмыляется, его лицо становится красным. — Не надо, — повторяю я, — и если ты еще хоть раз, блядь, прикоснешься к ней, если не сможешь оторвать от нее свои чертовы глаза, я сам тебя убью.
Маверик — мой брат.
Vita morteque fratres. Братья в жизни и смерти.
Это ничего не меняет в моих словах. Я пошлю его на смерть, если придется.
Глава 11