Глава 3
Кириан
— Вы не собираетесь рассказать мне, правда? — спрашивает Одетта.
Я вижу на её лице, которое только начинаю узнавать, растущий гнев. Он проявляется в нахмуренных бровях, чуть наклонённом подбородке, во вспышках в её глазах.
Она красива, до абсурда красива, даже в ярости.
Я собираюсь заговорить, сказать, что понятия не имею, как освободился от проклятия, но Нирида снова бросает на меня предостерегающий взгляд.
Она не хочет, чтобы Одетта узнала.
Я понимаю, что это наш козырь — возможно, единственный.
— Это всё, что связывает меня с вашей революцией. Вы скорее рискнёте, что однажды Тартало предъявит ко мне свои права, чем дадите мне свободу, — продолжает Одетта, угадав в строгом выражении лица Нириды ту же мысль, что и я.
Нирида качает головой и проводит рукой по своим светлым волосам, с видом, который точно не предвещает ничего полезного.
— Тебя не останавливают тысячи жизней, которые ты могла бы спасти, верно?
— Нирида, — одёргиваю её. Мне не кажется, что сейчас подходящий момент провоцировать Одетту ещё больше.
— Это должна решать я, — шипит Одетта, разворачиваясь к Нириде.
Нирида отвечает ей прямым, непоколебимым взглядом.
— Согласна. Проблема в том, что ты настолько эгоистична и избалована, что наверняка сделаешь неправильный выбор. Ты ничем не лучше неё.
Одетта поднимает подбородок, словно её ударили по лицу.
— Повтори это.
И как бы мне ни хотелось встать…
— Одетта, Нирида, думаю, что…
— Это правда, — полностью игнорируя меня, продолжает Нирида. — Ты не такая, как она. Ты хуже. Дешёвая подделка.
— Нирида, хватит, — умоляю я.
— Лира была трусихой, но у неё хотя бы были идеалы, — продолжает она. — А ты просто трусиха без принципов: испуганная и эгоистичная.
— Достаточно, — процедил я сквозь зубы.
— Должно быть очень тяжело украсть такую жалкую жизнь и понять, что ты сама ещё хуже.
Внезапно по полу пробегает лёгкая дрожь. Она едва ощутима, как гул. Это единственное предупреждение, прежде чем взрыв заставляет Нириду занять боевую стойку, а меня — отскочить в сторону, когда лампа, стоящая рядом со мной, разлетается на куски, как и стеклянные фонари на деревянной дорожке снаружи.
Нирида обнажает меч, а инстинкт велит мне вскочить с кровати, пока я понимаю, что в разбившемся стекле нет следов снаряда, а в комнате — никакого врага.
Она осознаёт это быстрее меня. Кажется, она более внимательна, но и более глупа, потому что, повернувшись к ней, я вижу, как Нирида встаёт передо мной… и направляет меч на Одетту.
— Нирида, опусти это, — рычу я.
Она меня не слушает. Не слушает и Одетта, которая, широко распахнув зелёные глаза, смотрит то на Нириду, то на меня.
Тишина становится тяжёлой, невыносимой.
Одетта переводит взгляд с нас на осколки стекла на полу. Холодный ветер врывается в комнату сквозь открытую дверь, подхватывает несколько осколков и, пронзительно звеня, скребёт ими по деревянному полу, словно это дурное предзнаменование.
Мы остаёмся в темноте.
Когда Одетта открывает рот, её голос звучит тихо, словно шёпот, полный предупреждений:
— Вы думаете, это сделала я?
Хотя Илларги полна величия, туман накрывает горы на горизонте, и только бледный свет проникает в комнату.
— Кажется, ни капитан, ни я не являемся магическими существами.
Одетта сжимает кулаки, но тот факт, что она делает шаг назад…
— Я не существо, — возражает она, полная гнева. — Думаете, я бы причинила ему вред? — спрашивает она, немного тише.