Смешно признавать, что после того, как я узнал о Кирилле, я больше ни с кем не поддерживал общение, пил в одиночестве и не пьянел, а на преподавателей мне было всё равно. Кто эти люди, что требуют с меня? Потребуют и отстанут, невелика беда. Но если это будет Кирилл… если он будет смотреть на меня так же жалостливо, как сегодня, я не выдержу.
С чего бы ему жалеть меня? Зачем так смотреть? Это его жалеть надо, а меня, скрывать нечего, поносить.
Я улыбаюсь. От нервов.
На часах пять вечера. Недавно я вернулся от Кирилла. Подумал, что на сегодня могу оставить. Подумал, что сделал достаточно и умаялся.
В животе заурчало. Поил, кормил Кирилла, а сам не ел. Не чувствовал голода. В его квартире сразу желание отпадает. Не только есть. Сделал себе несколько бутербродов с колбасой и сыром и понял, что за своим холодильником слежу меньше, чем за холодильником Кирилла. Почти ничего нет.
Кто бы ещё за мной следил, что я ем и ем ли, что делаю с болячками и синяками…
Вспомнил, о чём не надо было.
Когда я прихожу к Кириллу, он не в состоянии мне как-то ответить или возразить, потому что… не может. Я же могу сделать что надо, без сопротивления, без лишних мыслей. Я даже не думаю, что делаю что-то неправильно. Но сегодня, из-за того, что Кирилл был слишком активным, мне пришлось его уговаривать снять передо мной трусы. Будто мне самому очень-то хотелось смотреть на чужую задницу. Он выглядел беспокойно, вертел головой, пытался убедить меня, что сам всё сделает. В его-то состоянии. Он даже стоять не может, какое ещё «сам»?
Из-за этого пришлось минут пять потратить на то, чтобы всё ему объяснить на пальцах. Уверен, он это прекрасно знал, но, пока слушал меня, впитывал каждый аргумент, краснел сильнее и больше водил челюстью. В идеале он должен был мне возразить, но в реальности у него только губы тряслись. Я ощутил себя насильником. И от этого уже краснел я, от стыда и раздражения.
Так и хотелось заявить, что я могу этого не делать, могу забить на все его ссадины и синяки и оставить одного, как это было. Хотелось, но я всегда напоминал себе, что именно я даю этому происходить. Именно поэтому я здесь. Он не виноват в том, что не хочет быть голым перед посторонним человеком. Виноват только я, что требую от него невозможного.
Мы сошлись на том, что Кирилл ляжет на живот и закроет глаза, а я буду проговаривать каждое действие, чтобы он знал, чего ожидать.
— Я надел перчатку. Нанёс мазь на палец.
Я положил руку на ягодицу и не сказал об этом. Кирилл дёрнулся.
— Извини, забыл… — Словно я был в том состоянии, чтобы смочь взять себя за несколько секунд. — Немного отодвину… ну, ты понял.
Кирилл был тощим. Несмотря на то, что я регулярно подкармливаю его, этого не хватает даже для жировой прослойки. Наверное, поэтому синяки остаются надолго и раны еле заживают.
Я старался не замечать следов от пальцев на коже, но мои ложись прямо на них. Они были больше.
Живот начало сводить. Будто это я сделал с Кириллом.
Надо быстро с этим управится.
— Теперь я смажу…
Кирилл тихонько выдохнул, прогнулся в спине и поднял плечи. Всё чувствовал. Наверное, ещё болело. Я старался быть аккуратным. Нанёс ещё мази на палец.
— Потерпи, — я уже несчётное количество раз говорил это Кириллу. Он всегда терпел. Другого не оставалось. — Я введу.
Каждое слово казалось похабным и грязным, а действия, которые шли вместе с ними, вызывали отвращение к себе.
Я немного протолкнул палец, а Кирилл натужно вздохнул, ещё выше поднял острые плечи и сильнее вдавил голову в подушку. Он трясся. Старался лежать спокойно, но ненамеренно елозил ногами. Возможно, это немного отвлекало.
Меня же ничего не могло отвлечь. Но я немного успокоился, когда не увидел на перчатке кровь.
Кирилл ещё дрожал. Ничего не пытался сказать. Не пытался встать или одеться. Я тоже не знал, что делать.
***
На следующий день я проснулся разбитым, голодным и злым. Сил на себя не хватало. Кое-как принял душ, несколько раз поскользнулся, один раз упал и ударился локтем. На кухне разлил воду и разбил кружку. На этом день уже хотелось закончить – вернуться в кровать и спать до завтра. Но, когда я решил перекусить, то понял, что придётся выйти на улицу и дойти до магазина.
Готовить себе ничего не хотел, поэтому купил разогреваемой фигни, лапши и пюре, набрал чипсов и несколько бутылок пива. От алкоголя мне становилось ещё более паскудно, чем обычно, но всегда существовал вариант, что в этот раз мне полегчает.
В подъезде разносились безумные стуки с верхних этажей. От них в теле всё застыло, и я не сразу смог подняться.
Насколько больным надо быть, что вот так вот стучать? И продолжать это делать, даже когда не открывают?