Васко уже хотел возразить, но судя по внезапно посеревшему лицу Фаусто, за спиной у капитана происходило нечто ужасное.
— Иди, Фаусто. Под мою ответственность, дав-вай уже… — проскрипело сзади.
Не мигая, на Васко смотрел Маркиз.
Бледнее обычного, с шальной ухмылкой, сейчас он больше всего напоминал маньяка.
Холодные цепкие пальцы беззастенчиво обшарили шею капитана. Маркиз нахмурился, взял его под руку и потащил в лазарет.
Квартирмейстер воспользовался моментом, выхватил у капитана судовой журнал и был таков.
Васко и Маркиз понимали друг друга без слов.
Высокий и тощий как жердь, с неизменной киянкой на поясе, в болтающемся бушлате со сточенными от беспрестанной полировки пуговицами и латами, Маркиз являл собой если не один из ликов смерти, то по крайней мере того, кому о ней кое-что известно. Недаром он и плотничал, и врачевал, и был одним из самых незаменимых навтов в составе экипажа «Морского Конька». Как-то раз он даже спьяну брякнул, дескать ему без разницы, кого лечить, судно ли, человека ли, зверя ли, живого ли, мёртвого ли…
Потому Маркиза и его бригаду берегли пуще зеницы ока: без плотницкой бригады да при нынешнем уровне пиратства, мореходство становилось задачей хотя и хорошо оплачиваемой, но слишком рискованной, как для судна, так и для его команды.
Потеря же судового врача почти всегда означала гибель и большей части экипажа.
Вихляя по лабиринту портовых ходов, они вышли наконец к Лазарету, высокому светлому зданию на сваях со стрельчатыми окнами.
Васко терпеть не мог больничной волокиты, благо ему хватало заботы Маркиза да и собственных знаний для приготовления простейших вытяжек. Но людоедская улыбочка корабельного врача действовала на него лучше любых из методов убеждения.
Они прошли в корпуса лазарета и отрекомендовались. Их посадили заполнить заявки на медосмотр.
Пользуясь тем, что их никто не видит, Васко выдохнул:
— Этьен, друг мой, я уж и не помню, сколько раз помер бы без тебя. Твоё мастерство неоценимо. Спасибо.
— Да помню я, капитан. С Бравелина помню. Можешь не повторять.
Щека Васко нервно дёрнулась.
— Предпочитаю не вспоминать то время. Правда.
— Чего ж ты хотел? Недаром говорят, мол, нет отважнее пятнадцатилетнего солдата… Ты был совсем мальчишка. Гильдия осталась тебе благодарна.
— Мне самому следует быть благодарным. Не будь Бравелина, не случилось бы нашего знакомства, — всё же улыбнулся капитан.
Как бы ни отворачивал злое лицо, Маркизу было ужасно приятно услышать похвалу, но на всякий случай он попытался сменить тему.
— А ты тоже заметил, что у вас с «Коньком» ранение с одной и той же стороны?
— Маркиз…
— Ну хватит, хватит. Ни к чему этот трёп не приведёт. Пустое.
Наконец за ними сбежал юнга и проводил к докторам.
Трое навтов с уставшими глазами в медицинских светлых бушлатах только что закончили обход коечного отделения и пригласили новых пациентов.
Увидев Маркиза, они закономерно отшатнулись от одного его вида, пока тот в кровожадных подробностях живописно расписывал извлечение пули и обработку раны.
Васко же стоял с голым торсом и прикрывал ладонью рот, чтобы не оскорблять смехом почтенный медицинский диспут.
— …так а что тебе и говорю? Выдай-ка мне пару талонов в аптеку, а то, вишь, извёл на капитана все снадобья…
Тот из докторов, чьи руки поменьше тряслись от страха, наскоро выписал Маркизу талон, и с видимым облегчением сполз по стулу, когда плотник вышел.
Не обращая внимания на Васко, навты снимали с него швы, что-то лили, подтирали, бинтовали и торопливо переговаривались между собой.
— Ты понял, кто этот ужасный человек?
— Да-да, сам Этьен де Корро… Говорят, герой Бравелинского побоища.
— …только он там страшно погиб, тому столько свидетелей… помилуй меня Глубина…