Мадам Помфри сидела за столом, в перчатках перебирала травы. Женя облокотился на ближайшую стену, с интересом рассматривая, как ловкие пальцы отрезают корешки, раскидывают по разным баночкам, время от времени хватают палочку и колдуют над растениями.
Взгляд постепенно расплывался, в голову заползали всё новые мысли. Перед лицом почему-то картина, как чужие длинные пальцы со скуки вертят ручку, вместо того, чтобы писать эссе по пропущенной теме, а не работающая мадам Помфри.
И Женя хотел бы избавиться от этого, забыть, убежать, но ему не подвластно подсознание, раз за разом убеждающее его в своих чувствах.
— Опять не на игре? — Женя вздрогнул. Слишком уж резко из транса вывел его смешливый голос волшебницы.
— Как будто вы сомневались, что я туда не пойду, — он прищурил глаза, тепло усмехаясь. Мадам Помфри Женя уважал. Любил как самую лучшую наставницу, что могла ему выпасть. Видимо, в детстве бабушку через дорогу перевёл, раз сейчас ему так удача улыбалась.
— Черт тебя знает, — она весело усмехнулась, не отрываясь от — Женя с точностью определил — полыни. — Ну, и тот же черт знает пятикурсницу-когтевранку.
Женя себя не понимал. Ни своих чувств внутри, ни того, что в районе щёк резко потеплело. Ощущал себя привороженным намертво и отрицал до последнего.
— Vos can ‘t, ut cor tuum aa, — загадочно добавила мадам Помфри и наконец встала, стягивая с рук перчатки.
— Cor — сердце, — еле шевеля губами продолжил Женя. Женщина успела обогнуть его и пройти к полке, заполненной кучей стаканчиков. Он в немом отчаянии обернулся. — Что-то связанное с сердцем?
— Сердцу не прикажешь, позорник, — улыбнулась она, разворачиваясь и давая парню легкий щелбан. — Иди латынь учи!
Женя угрюмо кивнул и выскользнул из подсобки также тихо, как и зашёл.
Только латынь не шла абсолютно. Женя писал строчку и забывался в просторах своего сознания. Дана лишь незнакомая ему когтевранка-пятикурсница.
А что он о ней знает?
Саша говорила, что она хороший игрок. Что бьет метко. Что её тактику легче угадать, чем у остальных когтевранцев, но работает она ловчее.
Андрей говорил, что она милашка. Что любит саркастично шутить. Что отмалчивается на собраниях команды факультета, но может резко выдать идею и поставить точку в улучшении тактики.
Женя сам себе говорил, что она сильная. Неаккуратная. С вечно обветренными губами, ветром в голове и вокруг себя. Полукровка с непонятной родословной. И что она совершенно ему не подходит. Потому что это он, Женя, перфекционист до мозга костей, на которого равнялась половина Хогвартса.
Встряхнув головой, парень со вздохом закрыл справочник и потёр лицо ладонями. Отвлекаться нельзя ни в коем случае. Но он продолжал это делать вновь и вновь.
Дверь в больничное крыло распахнулась. Женя немного отодвинул стул назад и из-за ширмы прищурился, чтобы посмотреть, кто опять сломал себе ногу-руку, нечаянно пролил зелье или вообще просунул голову в пасть какой-нибудь мантикоре, забредя в Запретный лес. Разумеется, случайно. И Женя замер, увидев, как у входа аккуратно сложила метлу Дана, а затем столкнулась с ним взглядом и направилась прямо к ширме. Он сглотнул. В любом случае, вроде целая, конечности не оторваны, и на том спасибо.
— Привет, — буднично усмехнулась она, схватила ближайший стул, подтаскивая его поближе к столу, и уселась с важным видом.