Почувствовав, что снова может двигаться и говорить, Гермиона яростно вскочила с дивана.
— Ты с ума сошел, Нотт?
Она шипела на него, показывая острые коготки, но вся ее спесь сбивалась с каждым его шагом. Он видел, как Грейнджер замерла, пока он медленно двигался к ней, не сводя взгляда с ее длинных ножек.
— Давно.
— Заметно, — фыркнула. — Зачем ты притащил меня сюда?
Он снова улыбнулся — казалось, улыбка не хотела сползать с его лица ни на секунду.
— Мы не так все начали, малышка.
Она недоуменно выгнула брови. А он просто смотрел на нее и подбирал слова. Любовался ею.
— Я же не нравлюсь тебе добрым, правда? — один шаг к ней. — Хорошие мальчики нынче не в моде. Ты любишь пожестче.
— Ты никогда не был хорошим мальчиком, Нотт, — оскалилась, как пантера. — Я всегда видела в тебе эту гнильцу. Годы унижений не перекроешь трехдневной улыбкой.
— Я пытался быть таким, каким ты хотела видеть меня! — закричал он и замер, сам не ожидая от себя всплеска эмоций.
— А может, мне нравишься настоящий ты? Зачем лепить из себя нового человека, когда ты мог просто быть собой?
Время будто застыло.
— Сыном Пожирателя смерти, слизеринцем и просто мудаком?
Она не ответила, лишь упала обратно и сильнее вжалась в обивку дивана, пытаясь с ней слиться.
— Вставай, — кивнул он, подойдя почти вплотную. — Ну же! Сегодня я буду самим собой лично для тебя. Тебе понравится.
Она резко поднялась и попыталась отбежать, но он схватил ее за руку и недовольно цокнул языком, не одобряя такое поведение. Смех и только. Куда она собралась бежать?
— Грейнджер, давай сделаем приятно друг другу? Ты слушаешь то, что я говорю, и выполняешь, как послушная девочка, или… я заставлю, — прошептал он, поправляя выбившуюся из прически прядь. — И тебе это не понравится, хотя…
Нотту казалось, что она не дышит, — настолько покраснели ее щеки.
— Ч-что я должна делать?
Он довольно кивнул, снова приглаживая непослушную прядку и задевая маленькую мочку уха. Она не носит серьги, значит, будет носить — он ей купит все бриллианты Англии, чтобы они сверкали на ней, как звезды.
Нотт сел на диван и широко расставил колени, наблюдая за ней. Она выглядела сегодня необычно: ресницы накрасила, юбку нацепила — прямо роковая обольстительница, влажная мечта гриффиндорских ублюдков. Сегодня вечером на ее образ будет дрочить не он один.
— Распусти волосы, — негромко, на выдохе, перекатывая сигарету между пальцев. Молчит в ответ, смотрит, как идиотка. — Ты слышала меня, маленькая грязнокровка. Распусти. Свои. Прекрасные. Волосы.
Она дернулась, как от пощечины, и медленно подняла руки. Одной вытаскивала заколку, другой пыталась причесать сбившиеся пряди. Каштановые локоны рассыпались по плечам, Гермиона откинула заколку куда-то за спину и наклонила голову вбок, будто красуясь перед ним.
Значит, ее план сработал. Она заставила его потерять контроль, но было немного страшно: Гермиона не знала точно, чего хочет, но ее тело уже было расслаблено: соски напряглись, в трусах потеплело, а кожа покрылась мурашками.
Он назвал ее волосы прекрасными. Мерлин, она растерялась.
Взмахнув волосами, она решилась. Сделала решительный шаг вперед, не сводя глаз с Тео, и села перед ним на колени, положив руки на свои бедра. Как там говорила Джинни? Сядь на колени, и он кинет весь мир к твоим ногам?
— Тео, — она положила голову ему на коленку и почувствовала дрожь, — только не делай мне больно, — и потерлась носом о ткань брюк, как котенок, — пожалуйста, Тео, будь нежен.
Он замер, пока она, тяжело дыша, смотрела ему в глаза и облизывала губы. Ее грудь тяжело вздымалась, и он хотел навечно запечатлеть в своей голове этот момент.