— Да, понимаю, я не царевич, а всего лишь какой-то вайшья. Вам наверное не хочется и думать о том, что я, возможно, ваша родственная душа? Но, представьте: приказав своим слугам выбросить меня отсюда, вы обречёте нас обоих на одиночество, потому что ни вам, ни мне не удастся полюбить никого. Да, мы можем, забыв про метки, создать семью с кем-то ещё, но любви не будет. А для меня жизнь без любви — это смерть. Я войду в огонь, если моя родственная душа меня отвергнет!
Сказав это, Чандра почему-то невольно вспомнил пылающий взгляд Дхана Нанда, прикосновение царской руки к своему плечу, свои собственные стоны в тесной, забытой всеми комнате с портретами, наслаждение, пронзающее тело огненной стрелой… К Дурдхаре он вовсе не чувствовал ничего похожего. Встряхнувшись, Чандра усилием воли прогнал неуместные, как ему казалось, воспоминания и мысли.
«Я полюблю её! Я непременно возжелаю Дурдхару, когда она поцелует меня», — успокоил он себя самого, хотя в глубине души ему почему-то показалось, что сейчас он лжёт себе самому.
— Вы сможете жить без любви, раджкумари, с нелюбимым принцем или царём? Рожать ему детей, ничего не чувствуя, сможете?
Дурдхара молчала, отвернувшись, но было заметно, что она уже почти сдалась под его умелым напором.
— Покажите метку… Или, — тут вдруг лицо Чандры изменилось, — она находится на такой части вашего тела, которую мне нельзя видеть? Наверное так и есть, раз никто о ней не знает?
— Да можно её видеть! — неожиданно вспылила вдруг Дурдхара. — Метка у меня у основания шеи под волосами. Только я её не показываю никому. Причёсывает меня либо Шипра, либо Дайма. Принимаю омовение я тоже в их присутствии, поэтому они двое и знают мою тайну! Но даже если тот слог — действительно часть твоего имени, не обольщайся: мы всё равно не поцелуемся и не поженимся! И вообще для нас обоих лучше, если ты уйдёшь из дворца, — так закончила она свою речь.
Чандра опешил.
— Но почему? — спросил он, снова обретая дар речи. — Я настолько вам не нравлюсь?
Дурдхара искоса глянула на него и вполголоса промолвила:
— Нравишься. И я знаю, что после поцелуя мои чувства усилятся. Я полюблю тебя так, как никого другого, не захочу расставаться до смерти, но… Мой брат полгода тому назад избавился от своей родственной души. Дхана сделал это ради благополучия страны и своей семьи. Он выполнил волю покойного отца и не впустил во дворец наглую змею из Таксилы, желавшую, как мы все думаем, посредством самраджа править Магадхой. Дхана мужественно отрёкся от своей единственной любви, не позволив тому брамину поцеловать его, а я не хочу быть счастливее брата. И я дала себе слово не выходить замуж и не искать свою родственную душу.
— Но это глупо! — вырвалось у Чандры. Заметив, что такими словами он обидел Дурдхару, парень быстро поправил себя. — Я хотел сказать: чем вы поможете брату, раджкумари, если откажетесь быть счастливой? Наоборот, он станет лишь несчастнее, глядя на ваше одиночество. Вы же дороги ему!
— Вообще-то есть и другая причина, — неохотно призналась царевна. — И она намного серьёзнее. Жители Пиппаливана всегда были врагами Магадхи. Брат не потерпит, чтобы я вышла замуж за одного из выживших пиппаливанских кшатриев… И, знаешь, я не думаю, что это ты. Ты — вайшья, поэтому нечего морочить мне голову. Давай, вставай и уходи! — довольно грубо прикрикнула она на своего телохранителя.
Сердце Чандры пропустило удар.
— Я должен увидеть вашу метку! — решительно сказал он. — Теперь больше чем когда бы то ни было я уверен: мы действительно родственные души.
— Откуда такая уверенность? — скептически спросила царевна.
— Если на вашей метке написано что-то про Пиппаливан, значит, это точно я. Лубдхак подобрал меня в лесу неподалёку от разрушенной крепости на другой день после битвы Дхана Нанда с царём Пиппаливана Чандраварданом. Я бродил в одиночестве по пепелищу и плакал. Никого рядом не было, только тела убитых вокруг, но, как сказал Лубдхак, четырёхлетний пацан вряд ли мог бы долго прожить в лесу один. Скорее всего, я был сыном кого-то из пиппаливанских кшатриев. Лубдхак проезжал мимо. Он услышал мой плач, отыскал меня среди остывших развалин и мёртвых тел и забрал с собой. С тех пор, я его приёмный сын. Но он приказал мне ещё с детства никому не рассказывать о моём истинном происхождении. Он говорил, что иначе меня заберут и увезут куда-нибудь на рудники, как остальных пленных.
Дурдхара смотрела на Чандру во все глаза и молчала. Затем, придерживая одной рукой ускользающее покрывало, медленно повернулась спиной к юноше и приподняла свою тяжёлую косу, обнажив шею и слегка наклонив голову вперёд.
«Ра», «Защищать, убегать», «Пиппаливан», — прочёл Чандра.