— Но ты меня не боишься, — мои руки ложатся на ее талию, возможно, грубее, чем следует. Я не пьян, но держать себя в руках сложнее, однако я не хочу оттолкнуть ее напором. — Почему?
— Мне нравится это чувство, — она проводит языком по моей нижней губе. — Но если ты расскажешь кому-то, то я буду все отрицать.
Поцелуй отдает терпкостью алкоголя, когда она проникает языком мне в рот. Сегодня все как-то иначе. Меньше контроля и больше эмоций. Обычно Гермиона всецело держит себя в руках, даже в постели. Она ведомая, покладистая, невероятно нежная, но не отдающаяся полностью. Я всегда чувствовал себя так, словно хожу возле незримой преграды, за которой Гермиона держит все свои полноценные эмоции.
Но не сегодня. Видимо, алкоголь и отсутствие рядом коллег позволили ей отпустить себя.
Она целует меня так, словно завтра последняя битва с Волдемортом.
Она держит меня так, словно боится, что я впущу в школу пожирателей, если отпустит.
Она рычит в поцелуй как Гримм.
Она вцепляется в мои волосы как грендиллоу, оттягивая их у корней.
Она перевоплощается как оборотень под полной луной, становясь самой собой.
Она превращает меня в камень томным взглядом из-под ресниц.
Она становится для меня дороже всех камней и артефактов.
Мы оба тяжело дышим, прижавшись лбами. Гермиона водит носом по моей щеке и мурчит как довольный книзл.
Парная аппарация выбрасывает нас на аккуратно заправленную кровать в ее палатке. За время наших отношений — если к происходящему между нами применимо это слово — я бывал здесь довольно часто. Но никогда в спальне.
Я не спешу, постепенно избавляя Гермиону от одежды. С наслаждением покрывая поцелуями каждый новый участок обнажающейся кожи. Ее нетерпение льстит мне, заставляет растягивать чувственную пытку. Покусывая ее ключицы, я чувствую, как она притягивает меня ближе и шепчет что-то похожее на «смелее» в мои волосы. Мои зубы оставляют следы на ее плече, однако Гермиона лишь несдержанно стонет, срывая с меня футболку.
Я прикатываю между пальцев тугие горошины ее сосков, покрывая следами поцелуев ее живот. Она зарывается пальцами в мои волосы, и я чувствую давление. Удивление настолько сильное, что я невольно приподнимаюсь. Гермиона никогда не позволяла моим губам спускаться ниже установленной границы, но сейчас сама подталкивала меня в желанном направлении. Чувствую, как хитрая улыбка растягивает мои губы.
— Скажи мне, что ты хочешь? — я жду, что она зальется румянцем или попытается выразиться иносказательно. Но…
— Твой язык. Здесь, — она до боли сжимает волосы в кулаке, указывая мне как нашкодившему котенку.
Кто я такой, чтобы сопротивляться, тем более что сам хочу этого?
Она пахнет потрясающе и еще лучше на вкус. Ее бедра то и дело приподнимаются навстречу, когда я на несколько секунд отвлекаюсь от дегустации, чтобы запечатлеть в памяти великолепную картину. Растрепанная, с чуть порозовевшей от возбуждения кожей Гермиона лежит передо мной открытая и раскрепощенная, впервые с нашей новой первой встречи.
Я ласкаю ее со всей возможной отдачей, играю языком с клитором, втягиваю его губами. Скольжу пальцами по истекающему влагой входу, лишь дразня, но не проникая внутрь.
Среди стонов и неразборчивых вскриков мне слышится мое имя вперемешку с цветистыми ругательствами. И где только приличная девочка могла такого понабраться?
Первый увиденный мной несдержанный оргазм охватывает ее неожиданно, взрываясь с хриплым вдохом на букве «о».