- И пропустишь все веселье? - в насмешливом удивлении Альсина приподняла брови, и Донна жеманно поправила вуаль и шляпку броши, приколотую к бархатному воротнику, не удостоив женщину ответом. Лифт прибыл на нужный этаж, и хромированные двери разошлись в стороны; Донна Беневиенто выскочила первой, тревожно стуча каблучками замшевых туфель по полу. Куклу Энджи она держала как ребенка, бережно уложив на плечо, и ее белесые немигающие глаза с точками зрачков следили за Альсиной, которая с помощью подошедшего охранника выкатывала коляску из лифта.
- Увидимся в кафетерии, - бросила Донна, не оборачиваясь, и леди Димитреску снисходительно усмехнулась ей вслед; Донна Беневиенто всегда была трусихой, старалась держаться подальше от скандалов и шумных сборищ, редко покидала семейный особняк, полный пыли, портретов и старых кукол, а круг общения Донны едва насчитывал дюжину человек, включая прислугу, служившую дому Беневиенто. Она всегда была такой… социофобкой, но после потери родителей, сестры и маленькой дочери замкнулась в себе окончательно, не решаясь даже выйти на улицу с открытым лицом. С леди Димитреску Донна продолжала общаться потому, что у нее не было сил сопротивляться силе ее характера; Альсина буквально подавляла нервную, склонную к апатии и меланхолии Донну Беневиенто, которая предпочитала живым людям своих кукол, которые никогда не предадут, не обидят, не отвергнут, как сделал это тот мерзавец-итальянец, отец бедной малышки Клаудии.
Неожиданно леди Димитреску подумалось, что ее собственное семейное счастье могло восприниматься Донной довольно болезненно, однако ведь не вина Альсины, что в семью Беневиенто пришло несчастье. Будь Донна хоть немного похожа на стойкую, решительную Бернадет, вполне могла устроить бы свою жизнь, а не прятаться за спины кукол; даже улиткам, чтобы выжить, приходилось покидать свои раковины, но Донна слишком боялась боли, которую ей могли причинить. Она вызывала тихую брезгливую жалость, как больной голубь, однако Альсина не предпринимала попыток спасти Донну, полагая, что Беневиенто в этом не нуждалась: если бы Донна хотела что-то изменить, то сделала бы это давно, а у леди Димитреску и без того было полно забот, чтобы отвлекаться еще и на чужие проблемы.
- Миссис Гейзенберг, добрый день, - радушно улыбнулся женщине болезненно тучный человек, сидящий за широким столом из красного дерева. Он чуть приподнялся в кожаном офисном кресле, однако не нашел в себе сил, чтобы подняться на ноги: мистер Дюк почти безвылазно сидел в приемной, не оставляя свое рабочее место даже во время обеда, и Альсине иногда казалось, что он и ночевать оставался за столом - такой вес не под силу было поднять даже офисному лифту. Сложив пухлые руки на круглом, словно арбуз, животе, мистер Дюк устремил на женщину масляно-блестящие глаза.
- Весьма, весьма рад вас видеть. Чем мы обязаны вашему визиту? Чем заслужили счастье познакомиться с маленьким мистером и мисс Гейзенберг? - продолжал мистер Дюк, и его щеки лоснились от пота, несмотря на работающий кондиционер. Леди Димитреску расправила меха, лежащие у нее на плечах, чтобы покрасоваться яшмовым ожерельем; пока Элоиза дремала, причмокивая соской, Карл-младший тянул шею, будто утенок, рассматривая все вокруг.
- Пришла прояснить несколько вопросов. Я ненадолго, - пообещала женщина мрачно; мистер Дюк сметливо кивнул, качнув всеми своими подбородками.
- Конечно, миссис Гейзенберг. Попросить Елену проводить вас?
- Не стоит, я сама, - отмахнулась Альсина, разворачивая коляску; мистер Дюк поерзал в своем кресле, которое под ним скрипело и проседало.
- Может, хотите чаю? Или кофе? Мистер Гейзенберг немного занят…
- Думаю, для меня у него время найдется, - отрезала леди Димитреску, невольно укрепляясь в своих подозрениях. Конечно, Гейзенберг действительно мог быть нагружен работой, однако Альсине хотелось посмотреть негодяю в глаза. Она знала почти всех сотрудников его предприятия, если там появилось новое женское лицо, заметит сразу. Впечатывая каблуки в пол, леди Димитреску шла, величественная и гордая, как испанская королева, готовая объявить войну. Сердце билось через раз в ожидании измены, пальцы сжимали ручку коляски, а голоса работников офиса звучали словно издалека; среди одинаковых кабинетов, отделенных друг от друга стеклянными стенами, кулеров, стоящих в напольных горшках гибискусов и карликовых пальм легко можно было затеряться, но своего мужчину леди Димитреску увидела сразу же: одетый в мятую рубашку и мешковатые джинсы, он с хмурым видом рассматривал чертежи, пока вокруг него крутилась стройная брюнетка в облегающем красном платье, от вида которого Альсина сжала челюсти и по-бычьи раздула ноздри. С силой толкнув коляску, будто собираясь переехать девушку, леди Димитреску направилась к мужу; в то время, как все остальные сотрудники при виде ее поднимались на ноги, сворачивали шеи, глядя потомственной графине вслед, ее ненаглядный супруг соизволил оторваться от своих бумажек только тогда, когда коляска с его детьми оказалась прямо перед Гейзенбергом. Брюнетке пришлось отойти, чтобы пропустить Альсину, которая успешно оттеснила ее от Карла, смерив оценивающим взглядом. Девушка, однако, не стушевалась, даже имела нахальство улыбнуться. Леди Димитреску недовольно прищелкнула языком; что сказать - недурна. Правда, эти азиатские черты очень на любителя.