Дверь, по ту сторону изгороди, глухо стукнулась о стену. На пороге стоял не очень-то и высокий, худощавый и усталый подросток.
— Вид как у побитой собаки. — Не сдержалась я от колкого комментария, когда этот самый подросток в тюремной рясе, присел напротив. — Чего такой унылый, Казутору? — Действительно. С чего бы? Всего на всего убил лучшего друга и загремел в тюрягу на добрые десять лет.
О том, что моя приключенческая задница пошла в тюрьму навестить потенциального врага всея Тосвы, никто не знал и узнать не должен. Шла я на эту встречу на свой страх и риск из чистого желания поговорить. Мне нужен был этот диалог. Мне нужно было услышать его версию и мне было необходимо посмотреть ему в глаза.
Глаза у Казутору, к слову, потускнели. Там, на свалки, они горели какой-то неестественной желтизной, а сейчас, словно завяли, как боярышник в знойное лето.
Парень удивленно моргнул, явно не ожидая встретить здесь именно меня. И, единственное, что я смогла сделать в ответ на это недоумение — улыбнулась, не по злому, а скорее сочувствующе, как-то снисходительно.
Да я злилась, во мне кипело негодование, но я не ненавидела его. Я не умею ненавидеть. Так уж случилось, что в жизни моей было много людей и ни все они, далеко не все, желали мне добра. Были ссоры, были драки и угрозы, но я никогда не ненавидела. Боялась, злилась, но находила их действиям объяснение и после этого весь гнев сходил на нет. Так было и с Ханемия.
— Ты? — О. Так меня знают?
Хотя, думаю, после той выходки на свалке, меня знают все, а тем, кому не попалась на глаза, узнают по слухам, а те, до кого эти слухи не дойдут, будут знать по умолчанию.
— Что ты здесь делаешь? — И хмурит свои желтые брови. Волосы у него тоже как-то потускнели. - Зачем?
— Нельзя, да? — Я усмехнулась. Полицаям пришлось соврать что я, вся такая красивая и опухшая от череды истерик, след от которых все еще не сошел, девушка этого злостного преступника. И мне поверили. — Гостинец притараканила{?}[]. — Для убедительности ткнула на пакет с фруктами в руках надсмотрщика за моей спиной, который обещал проверить содержимое позже.
Полицейский, строго кашлянул в кулак, давая понять, что время идет и мне бы следовало поторопиться.
— Зачем? — У него пластинку заело? Потому что захотелось. Потому что мне это нужно. Потому что в глаза твои, предательские, взглянуть решила.
Но свои мысли я оставила при себе, решив, что травмировать и без того пошатанную психику не следует.
— Дракен еще не приходил? — Это было важным вопросом, а то мало ли я наговорю лишнего. За прощение Майки заикнусь и все пойдет по одному месту, как это обычно бывает после моих вмешательств в чужую жизнь.
— Нет. — Он говорил отстраненно, холодно. И смотрел как-то пусто. Печально. — Уходи. Мне нечего тебе сказать.
— Мне есть что. Баджи и моим другом был. Близким другом. — И от этих моих слов он вздрагивает, как если бы сидел на электрическом стуле и его внезапно долбанули слабым разрядом тока. — Я не пришла для того, чтобы винить в тебя в произошедшем. Не пришла корить за эмоции, ты, наверняка, сам все осознаешь. — Пальцы у меня тихо хрустят и слабая, приятная боль разливается по всей руке. Раньше такого не было. Не здесь. Там, в моем мире я всем телом похрустывала, такие уж у спорта последствия, особенно, когда ты резко его забрасываешь. — Мне просто хотелось сказать, что… — Запнулась, так не кстати вспоминая все произошедшее. Картинки неизменно плыли перед глазами не давая сосредоточиться.
— Не нужно. — Казутору отвлекает меня от мыслей своим тяжелым, измученным от моральной усталости голосом. — Я виноват и знаю об этом. И больше я не причиню никому из своих друзей боль. — И говорит он эти слова так, как самоубийцы пишут их на своих прощальных записках, — сдерживая уже осевшие на глаза слезы.
— Да мне насрать. — Грубо, абсолютно не к месту срывается с моих уст. — Никто и не даст тебе повторить. — Я усмехаюсь и приподнимаюсь со стула. Время уже вышло, а мы так и не поговорили. — Я прощаю тебя. Прощаю от своего имени, потому что от имени остальных не имею права. — Он наконец поднимает на меня свой взгляд и он, кажется, слегка светлеет, бликует от синеватых лучей лампы. — И Баджи на тебя не злится. Я знаю… — Я громко шмыгаю носом в попытке не разреветься по новой. — В общем. Я еще приду, и мы поговорим, ладно?
Он кивает, неотрывно глядя на меня. Я ухожу и, где-то в дверях меня тормозит громкий оклик:
— Как тебя зовут? - Дурак. портит всю мою легенду про девушку.
Точно ведь, вот я глупая, даже не представилась, а уже тут разглагольствую о том, что прощаю и вообще навязываюсь в друзья. Он ведь даже имени моего не знает. Просто какая-то безбашенная пришедшая на свалку в разгар битвы и, кажется, являющаяся девушкой Манджиро Сано, а вот имени, этой дуры, никто и не знает. Кроме, разумеется, Тосвы.
— Нео. Оони Нео. — И ухожу. По-английски. Не прощаясь.