– Смерти отца Фрэнка, – заканчивает за нее Люцифер. – Знаю.
Она сглатывает и, указав рукой на скамейку у пианино, бормочет:
– Можно?
У Люцифер сжимается сердце при виде радости на лице дочери.
– Конечно! – Она поспешно отодвигается, освобождая место для матери. – Пожалуйста.
Боль в груди усиливается, когда он слушает, как они играют вместе.
Она совершенно безнадежна, как всегда и была, нажимая не на те клавиши и пропуская нужные, и Рори пытается не рассмеяться над ее неуклюжестью, и это просто…
Идеально.
Видеть их вместе, двух самых дорогих для него женщин на всем белом свете… это все, чего он жаждал последние двенадцать лет. И где-то на другом конце города, как ему известно, есть еще маленькая Трикси, заключающая сделки ради шоколадного торта и наведывающаяся в его клуб, потому что считает его другом.
Он так много хочет рассказать Хлое.
Он хочет рассказать, что отец Фрэнк в лучшем месте, потому что видел его. Он часто навещает его на берегу реки, прося о совете или наставлении. Фрэнк смотрит, как его маленькая дочь, которую он так давно потерял, но в итоге обрел, играет с Рори. Люцифер говорит с ним, благодаря за столь многое – благодаря за веру в него – и каждый раз, когда Фрэнк отвечает «я говорил тебе, что у него есть для тебя план», верит ему чуть больше.
Он хочет рассказать, что Трикси уже большая, что она выросла. Он хочет рассказать, что у нее есть собственный сын, так что теперь она бабушка, и что потеря матери и отца сделала Трикси сильнее. Он хочет рассказать, как вел Трикси по проходу церкви в день ее свадьбы и что считает ее такой же дочерью, как и Рори. Он так ею гордится.
Он хочет рассказать, что старается изо всех сил – правда, старается. Он хочет рассказать, что их дочь храбрая, добрая и веселая, и он безмерно сожалеет, что ее не было рядом, чтобы убедиться в этом лично. Он хочет рассказать, что скучал по ней каждый день с тех пор, как ее не стало.
Он хочет рассказать, как сильно ее любит, однако же не может.
Потому что, несмотря на то, что это правда и всегда было правдой, и несмотря на его упрямую веру в то, что она его жена… на самом деле это не так.
Он смотрит, как она играет с Рори, и, видя чистую радость на лице дочери, думает о том, что случится, если что-то пойдет не так.
Он думает о том, что случится, если она вновь потеряет мать.
– Спокойной ночи, милая, – бормочет Люцифер, перекладывая плюшевого медведя ближе к Рори, и наклоняется, чтобы поцеловать ее в лоб.
Когда он выпрямляется и еще раз поправляет одеяло, его останавливает ее тоненький голосок.
– Папочка?
Он замирает, меняет положение на краю кровати и, положив руку поверх ее укрытого бедра, принимается успокаивающе поглаживать.
Рори закусывает губу, явно намеренная его о чем-то спросить. Она выглядит нерешительной и сбитой с толку, обеспокоенно хмуря брови.
– Что такое?
– Почему мамочка не укладывает меня спать?
Эти бесхитростные слова подобны удару в грудь. В горле внезапно становится очень сухо, так что сглотнуть получается с большим трудом.
– Мамочки здесь нет, дорогая.
Она непонимающе хмурится.
– Но почему? Когда она вернется?
Он делает вдох через нос, когда его опустевшее сердце пронзает острая боль. Он не знает, что ответить, и все ее детство не будет этого знать… А пока что он бормочет лишь:
– Не знаю, Аврора, но одно мне известно наверняка.
Она моргает широко распахнутыми глазами, наполненными наивным доверием к нему.
– Что?
– Мамочка хотела бы быть сейчас здесь. Больше всего на свете она любит тебя и Беатрис.
– И тебя! – добавляет Рори, немного повеселев.
– И меня, – бормочет он, сглотнув. – Она любит нас всех. И мне известно кое-что еще.
Она улыбается, терпеливо ожидая продолжения.
– Папочка тоже тебя любит, – говорит он ей и снова наклоняется для очередного поцелуя в лоб. – Очень сильно.