— Ночь, обман, туман и стужа, никому ты здесь не нужен. Впереди зеркальный плен, все на этом свете — тлен. Хочешь с жизнью поиграть, тайну мрака распознать? Отгадай, кто будет первым, кто вторым и если верным твой ответ сочтет судья, то наградой буду я.
— Отгадай, кто будет первым? — я скорее подумал это, чем произнес вслух. Но в ответ снова раздался едва уловимый шелестящий шепот:
— Ты забыл или не знаешь, если первым угадаешь, что скрывают зеркала, не прервется жизнь твоя.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
И почему-то в тот момент мне совсем не показалось странным, что я разговариваю с самим собой, пусть и отраженным в зеркале. Я словно провалился в сон, в кошмарный сон. Все тело сковало холодом, и я не мог двинуть ни рукой, ни ногой, и даже отвернуться от зеркала тоже не мог. Взгляд зеркального двойника держал меня под своим прицелом, не отпуская. А в уши продолжали с тихим змеиным шелестом вползать слова.
— Слушай, слушай и поймешь. Свой покой ты здесь найдешь. Я могу тебе помочь, тяжесть жизни превозмочь. Ты позволь мне сделать это, слушай верного совета. Будем мы с тобой друзья: я как ты, а ты как я. Хочешь это испытать, хочешь сильным, грозным стать, будут все тебя бояться, взгляда, гнева опасаться. Будешь судьбы ты вершить, будешь вечно во мне жить.
Голос завораживал и усыплял, обволакивал сознание туманом, не отпускал. Хотелось расслабиться, целиком отдаться разлившейся по жилам стуже, слиться с ней и перестать замечать. Черты моего лица, там, в зазеркалье, вдруг заострились, стали резче, отчетливей. Щеки запали, а глаза из карих превратились в угольно-черные, два бездонных колодца не отражающих свет. И от этого взгляд стал уверенным, властным. Силуэт вытянулся и стал тоньше, а рука, все еще касавшаяся стекла костлявее. Это был я, но уже и не я. Сквозь мое отражение, выплыв из зеркальной глубины проступили черты чужого лица. Одновременно красивого и жуткого, привлекательного и отталкивающего, молодого и старого, даже древнего. Это зрелище наполнило меня таким ужасом, от которого казалось навечно заледенело сердце. Я молчал ни в силах вымолвить ни слова. Тот, который в зеркале вдруг нахмурился, на лице промелькнула гримаса злости и узкие синеватые губы прошептали:
— Только представь: все тайны мира, все скрытые во тьме тайны ты сможешь узнать. Я расскажу тебе, я покажу их тебе. Сила, ум, красота, обаяние, хитрость и ловкость, знание, тайное знание. Все что захочешь — все будет твоим. Они все захотят быть как ты, захотят, но не смогут. Жалкие, слабые, ненадежные, глупые. Мы будем смеяться над ними. Да, смеяться, хохотать во весь голос, когда ты будешь мной, а я тобой. Когда мы будем как одно целое. Ты согласен? Отвечай же, я жду. Почему ты молчишь?
— Но ведь, это буду уже не я. — промелькнуло в голове.
— Да, — вновь прошелестел голос, и вслед за этим послышался тихий сухой смех, словно начал осыпаться песок в яме, на дне которой я внезапно очутился. Мне стало душно. Показалось, этот все еще звучавший безжизненный песчаный смех, забил мне легкие, так что стало трудно дышать. — А разве это не то, что ты хочешь? А? Я ведь прав? Я знаю, да знаю, я прав. Ну посмотри на себя. Посмотри же! Кому ты нужен сейчас такой: жалкий, неуверенный, никчемный и неуклюжий. Зачем ты нужен себе такой: отвратительный уродливый неудачник, которого все презирают, над которым все смеются, которого никто никогда не полюбит.
И я внезапно увидел себя в зеркале именно таким, каким меня описывал этот, другой: жалким, отвратительным уродом, распухшим до невероятных размеров, с перекошенным лицом идиота. Так что захотелось в ужасе отшатнуться или зажмуриться. Но я не смог, пребывая в ледяном оцепенении. Тело не слушалось меня, не слушалось команд, которые отчаянно пытался посылать ему мозг, стараясь вырваться из плена неподвижности. Вдруг повеяло такой безысходностью и тоской, что где-то глубоко в сознании мелькнула мысль, что, возможно, я как-то ухитрился, сам того не заметив, умереть, и сейчас лежу где-нибудь бездыханный, а над моим хладным телом рыдают… А, впрочем, вот незадача. Рыдать-то действительно некому. И такой меня накрыл мрак и холод, что заплачь я сейчас, из глаз покатились бы не слезы, а ледяные шарики. Тихий шелестящий голос вновь зазвучал в моем сознании.
— Только я могу помочь тебе все изменить. Вот увидишь, как хорошо быть другим, как хорошо быть мной.