Хьюстон полез в тумбочку с книгами, а Птица, присев рядом на кровать и открыв лежащий на ней альбом, спросила:
— Покажешь, что сегодня рисовали?
— Конечно. — Хьюстон обернулся на Птицу, и они замерли, глядя в глаза друг другу.
— Птица, тебя Син не потеряет? — Йойо показалось, что его голос с трудом пробился сквозь плотное облако золотых искр, окутавшее две фигуры, заставив его болезненно поежиться.
— Нет, не потеряет, — не сразу откликнулась Птица. — Он на тренировке.
— Вот, — Хьюстон протянул Птице дневник, — переписывай пока. А я чаем займусь.
Йойо вновь почувствовал, как печаль темным грузом легла на сердце сдавив его своей тяжестью. А когда ему было грустно, из печали, словно бабочка из куколки, начинала рождаться песня:
— Как сходит снег под этим ярким солнцем…
Слова сами собой сплетались в узор из рифм. Он отказался от чая, и, взяв в руки гитару, начал негромко наигрывать, посматривая время от времени на ярко сиявших друзей.
…Прошла зима. Но снова снится мне,
чуть тронутая утренним морозцем
застыла лужа в тонком хрустале.
Я знаю точно, днем хрусталь растает,
вода исчезнет, и земля вздохнет.
Но в постижении тайны мироздания
мне это знание мало что дает.
Чуть тронутая утренним морозцем
застыла лужа в тонком хрустале.
Как сходит снег под этим ярким солнцем,
прошла зима, но снова снится мне…»
— Как песня называется? — спросила Птица. Она сидела за столом наискосок от Хьюстона, обхватив ладонями бокал, словно грела о его горячие стенки зябнувшие пальцы.
— Зеркала, — ответил Йойо, откинувшись назад и прикрыв устало глаза.
— Зеркала? А помнишь ты рассказывал, что где-то здесь есть зеркало, в котором можно свое второе я увидеть. Это правда? Оно существует?
— Нет, это сказка.
— Да? — подал вдруг голос Хьюстон, словно очнувшись от каких-то своих мыслей, — А мне кажется… Впрочем, не важно.
Он подвинул к Птице тарелку с шоколадным печеньем, оставшимся от ночных гостей, и сказал:
— Хотите, я вам одну сказку расскажу.
Птица энергично закивала головой. Йойо улыбнулся и, открыв глаза, с интересом посмотрел на приятеля.