И тогда я поняла, почему многие мои друзья больше не хотели со мной дружить. Родители уводили своих детей, когда я появлялась на площадке. Я часто ревела, считая себя уродкой и больной. Единственными верными друзьями остались Эйми и Алекс Коллиеры.
Несмотря на лечение и специальную диету, приступы повторялись и заставали меня в самый неподходящие моменты. Отчего на моем теле были многочисленные синяки и ушибы.
Я перешла на домашнее обучение, а мама начала почти все время проводить дома со мной, параллельно занимаясь интернет-магазином. В каком-то смысле в свой плен я потихоньку затащила маму, которая стала ограничена в пространстве, в окружении и в желаниях. Именно так мне казалось, и эта мысль съедала меня. Я винила во всем себя, такую беспомощную и обреченную.
В один прекрасный день в наш дом вошла полноватая, с круглым добрым лицом женщина по имени Руби. Ей было на вид лет 45. Ее короткие волосы забавно пружинились на голове, а нос сидел на лице милой картошечкой. Добрый взгляд голубых глаз сразу нашел симпатию на тот момент у моей осмотрительной и недоверчивой детской натуры.
Руби стала моей няней, подружкой и незаменимой поддержкой в одном лице. Она была добродушной, но с характером. Руби пыталась и во мне развить характер, которого порой мне так не хватало.
Мне было двенадцать, когда Руби впервые заговорила со мной насчет моей болезни. Я сидела на лужайке возле дома и наблюдала за тем, как плещутся в бассейне Алекс и Эйми. Именно в этом бассейне две недели назад меня охватил эпилептический приступ. Хорошо, что друзья вовремя заметили начинающийся приступ, и вытащили меня.
— Отчего не идешь плескаться?
Я промолчала и поджала губы.
— Боишься? — спросила Руби, но ответа ей не требовалось, она и так все видела. — Оливия, послушай меня.
Руби развернула меня к себе.
— Я видела других детей с такой болезнью. Моя племянница страдала этим недугом, — мое внимание заострилось и внимало каждому ее слову. — Сейчас она — успешная женщина, мать озорных детишек и любящая жена. И знаешь, в чем ее секрет?
Я замотала головой, и мой нетерпеливый взгляд жаждал продолжения.
— Она не боялась. Ничего. Она задавила свою болезнь и нашла на нее управу. Главной должна быть она, а не болезнь — вот, что она поняла. И в итоге обрела счастье. Оливия, дорогая, не позволяй своим страхам загонять себя в угол. Твоя болезнь делает тебя особенной, но не более. Особенной в разных смыслах, и выбор главного смысла за тобой. Будь сильной, девочка моя! Пусть эта болезнь придаст тебе сил и уверенности, а не наоборот, пусть закалит твою волю и характер! Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?
Я кивнула. Руби довольно потрепала меня за плечо.
— Если понимаешь, тогда отчего же до сих пор сидишь здесь в компании скучной и занудной сорокалетней женщины?
Самоирония Руби вызвала во мне смешок, и я сразу повеселела.
— Никакая ты не скучная. Спасибо тебе, Руби!
Я уверенно вскочила на ноги и, хлюпая шлепками, побежала к друзьям.
ГЛАВА 4
— Оливия?! — встревоженный голос мамы выдернул меня из воспоминаний своего детства.
Видимо, я так глубоко ушла в себя, что не услышала, как меня зовет мама. Глубокая межбровная складка и напряженные губы — признаки того, она в ожидании чего-то плохого.
Совсем зря.
— Все в порядке, мам, — улыбнулась я и завела пряди распущенных волос за уши. — Какой счет?
— Алекс сегодня в ударе, нам не догнать Коллиеров, — усмехнулась мама и многозначно подмигнула мне. — Еще пару подач, и сделаем перерыв.
Она присела рядом со мной и коснулась моей руки. Наши пальцы сплелись друг с другом.
— Мне по ночам снится Стэнфорд, мама. Это так невероятно… Осталось две недели, и я стану самой настоящей студенткой Стэндфордского университета.
Мама тяжело вздохнула.
— Как же мне не хочется тебя отпускать! А тебе, наоборот, побыстрее бы вырваться из пригретого гнездышка.