Ласковыми эти прикосновения можно было назвать с натяжкой, и, разумеется, я захотела строго сказать: «Убери руки от моей прекрасной львиной гривы!», но вышло что-то похожее на: «Укри мот нива гры».
Краем уплывающего сознания я услышала, что он что-то пробормотал в ответ, но волновало меня это так же сильно, как и проблема острого дефицита шоколада. В смысле — актуально, важно и нужно, но не тогда, когда от превращения в зомби тебя отделяет лишь сила воли и отсутствие желания есть чужие мозги.
***
Следующее утро выдалось суматошным — меня бесцеремонно растолкали в восемь часов утра, и я с неудовольствием заявила, что в такую рань встают лишь недалёкие глупцы или работающие люди. Я ни к одной из перечисленных категорий себя не относила, потому считала своим долгом вставать в обед.
Эти аргументы я и предъявила Пятому, который уже успел принять боевой настрой и раздражиться из-за придумывания догадок и версий о произошедшем. Разумеется, я получила отпор и мне язвительно разъяснили, что я проспала два дня, и, если сейчас же не пойду уминать завтрак, то смогу изображать спящую красавицу столько, сколько захочу, так как дверь он хорошенько закроет, а слушать мои жалобы и вопли не будет.
— И что его так раздраконило? — простонала я. — Как будто сел на семейство ежовых… А может, поругался с Долорес? «Но, милая, это не я лёг в кровать к Саше, это она меня соблазняла, домогалась, кидала на меня всякие части тела и шептала что-то интимно во сне! Мне было так страшно, дорогая! Прошу, защити меня от этой распутницы!»
Хрюк, вырвавшийся изо рта, явно показал, что распутница и соблазнительница из меня так себе, но зато стендапер вышел бы отменный — этого не отнять. Я весело фыркнула, подходя к зеркалу, чтобы через мгновенье испуганно завизжать.
— Что произошло? — раздался настороженный голос за спиной после вспышки.
Я ошалело пробормотала:
— Трагедия…
Меня бесцеремонно развернули за плечи, и Пятый с неуловимым напряжением сказал:
— Это из-за того эксперимента, да? Что ты натворила, и чем это грозит? — после некоторой паузы он продолжил куда с большей экспрессией. — Почему ты молчишь? Ответь сейчас же!
После его крика я с тоской подняла на него глаза, указала на свою голову и с тоном, который предполагал, что у меня как минимум обнаружили неизлечимую болезнь, сказала:
— Волосы… Во что превратились мои волосы? Я же никогда не расчешу эти колтуны!
Он медленно выдохнул, сжал мои плечи так, будто бы на них, как в автомате, находились кнопки измерения силы, и посмотрел на меня, как на полную идиотку.
— Между прочим, это твоя вина! — неловко пробормотала я, краснея.
— Ты просто создана, чтобы поражать этот мир своей глупостью, — сквозь зубы сообщил он мне.
— Это было довольно грубо, — цокнула я. — Но то, что это безобразие твоих рук дело, ты отрицать не можешь. А значит, и решить эту проблему должен ты!
Он сузил глаза и открыл рот, чтобы сказать что-то нелицеприятное, но я его опередила:
— Найдёшь мне хорошую расчёску? Пожалуйста, Пятый! В моей поломались все зубья, а те расчёски, которые я находила, либо мне не подходят, либо не годны к использованию вообще. Хочешь, я взамен побуду твои личным стилистом?
Он сузил глаза и неожиданно согласился.
— Правда? — не поверила я.
— Да, — буркнул он, смотря на меня исподлобья и вдруг переместился, заставив меня шарахнуться в сторону — никогда к этому не привыкну.
— Это же была шутка, — растерянно произнесла в пустоту я. — И что у него в голове? Хотя какая разница, расчёска мне уж точно не помешает…
Провозившись с волосами тучу времени и посеяв в рыжей копне деревянные зубья, я, чертыхаясь и зевая, вылезла наружу, заходя на «задний двор», который я так торжественно назвала после того, как убрала большую часть мусора, обнажив зелёную траву.