— Кит? Маленькая моя, больно? — монстр всматривается в ее растерянное и уставшее лицо, отмечая, что белоснежная ландышевая ткань блузки в местах соприкосновения с его метками окрасилась в насыщенный алый цвет мелких, но очень частых клякс. Но к его изумлению она вдруг смеётся, искренне улыбаясь после, любуясь его глазами, поочередно переводя из глазницы в глазницу свой потеплевший, медовый взгляд.
— Мне хорошо, Эпик. Даже если это было в первый и последний раз, все равно… Спасибо за шанс, — она вздохнула чуть грустно, и монстр не понял о чем она, поднимая за руки и усаживая на столе так, чтобы смотреть почти на одном уровне в ее погрустневшее лицо.
— Не понял? Кажется, мои кости не уловили смысла, давай-ка поподробнее, — он коснулся ее бока, запуская ладонь под одежду, коснувшись фалангами порезов, что он оставил в порыве яростного желания. Кит чуть поморщилась: Эпик пустил к ранкам искры магии, стягивающие кожу, стирая повреждения бесследно.
— За шанс почувствовать себя… любимой тобой, — девушка отвела взгляд, но ее подбородок настойчиво развернули к себе, глотая ее выдох в такой прекрасной близости, что душа внутри приятно вздрогнула.
— И я подарю тебе тысячи таких, глупая. Я ведь люблю тебя уже так давно. И не думай, что так легко от меня отделаешься, я ведь, знаешь ли, мужчина темпераментный, — монстр ласково боднул ее в висок, оставляя нежный поцелуй на скуле, пока руки методично продолжали исцелять все последствия его любви: на животе, бедрах, боках и плече, которое он долго гладил после, едва заметно урча от удовольствия, когда Кит приятно почесала его предплечье и скользнула руками за лопатки, обняв и прижавшись всем телом.
Эпик уткнулся в сгиб ее шеи, вдыхая сладковатый аромат и ластясь к касаниям ее рук, не забывая дарить в ответ такую необычную после бурного и грубого секса нежность, в которой сквозило его истинное отношение к ней. Как и в стремлении убрать все метки, что он оставил, не желая причинять страдания. Его тело грело ее голые бедра, которыми Кит обхватила его, сидя на винтажном письменном столе и наслаждаясь сладкой негой после удовольствия, которое они разделили напополам, как и жизнь, что стала ею “до” и ею “после”.