Существую ли я вообще?
Больно впиваюсь в своё предплечье зубами, почти до крови прикусывая кожу, и тут же шиплю, ощутив эту неприятную сильную резь и привкус железа на языке. Более чем реально… Выходит, это не сон и не игры разума? Задумчиво смотрю на наливающийся под кожей лиловый цвет будущего синяка в форме полумесяца моей челюсти. И начинаю смеяться. Сначала тихо, будто сдерживаясь, когда кто-то может услышать. Но дальше, делаю это все громче, заливисто оглашая джунгли истерическим хохотом спятившего отшельника… До тех пор, пока не садится голос, в конец осипший и увядший от пережитого стресса, рыданий и жары, что донимала в лесу привыкнувшее к прохладе пещеры тело. Туда я точно больше не вернусь, но… Что будет с ним?
Я так и не поняла, для чего ему драконьи фрукты… Чтобы выйти на сушу? Но вроде для этого нужна я и моё… тело… Так зачем же он их ест? Тема остаётся нераскрытой: у меня ни одной догадки… Поглотил ли он их достаточно для задуманного им? Если нет, то все будет, как и прежде, и он будет жить в море, имея облик огромного угреподобного монстра… А если да? Что будет, если Эррор съел достаточно плодов до полнолуния? Ответа не было, но эта пустота, звучавшая после вопроса пугала не меньше, чем если бы был четко видимый результат… И, кстати, когда будет полная Луна?
Поднимаю голову к небу, в попытке найти спутник, что в это время уже был видим в небесном куполе, соревнуясь в яркости с закатом, но кроны всевозможных пальм, лиан, деревьев и, бог знает, чего ещё загораживали всё полностью, создавая причудливую листовую, сатиновую мозаику, в которой ничего было не разобрать. Разочарованно вздыхаю, продолжая смотреть на мерное движение листьев над головой. Они касаются друг друга, шепчут и волнуются, словно шипящий неподалеку океан, чья песня мешалась в нерасторопный гул первозданной стихии… Так странно.
Океан…
С него все начинается, на нем и завершается. С его белого шума… С его глубины… С его бегущей металлической ряби… С его кобальтового отражения неба… Закрываю глаза, растворяясь в его голосе… Чувствую с ним единение. Его зов… Его жизнь… Его смерть… Его вечность… Он часть этого мира, как и я. В моих жилах течет часть этого океана, такая же солёная, как и он. Кровоток существования. И его прибой, как мой пульс… Хочется окунуться в него с головой, уйти за границу, в которой отражаются загадки голубой бездны. Услышать его гул в собственной голове… Увидеть там, глубоко, где тень сгущается в каждой впадине, отблеск ультрамариновой чешуи… И плавный изгиб живого, крепкого, но мягкого хвоста…
Опять я думаю о нём… Зачем он так со мной? Словно я не живая. Пошутил, про то, что убил бы, не имей я права на ту пещеру. Но я здесь, слышишь меня? Я здесь и я жива, черт возьми! Жила, живу и буду жить, ибо я уцелела в чертовой авиакатастрофе, выйграв лотерею, в которую проиграли ещё две сотни человек… И они уже не вернутся. Не встретят прекрасное зарево широкого рассвета, не проводят полыхающий матовый закат за горизонт, что мелькнёт едва заметным зелёным лучом прежде, чем умрет сам… Уступит место вечной ночи и миллиардам звёзд, которые они тоже не оценят… Они мертвы… Но я – нет!
— Я живая! — кричу в пустоту джунглей, срывая голос и вспугивая стаи пестрых птиц с пышных малахитовых ветвей, — живая, черт возьми! Аааааа!
Мой крик разносится многократным эхом, которое глотает без остатка океан… Встаю с места и бросаюсь сквозь густые заросли вперёд, к его зовущему, настойчивому плеску, оставляя в почве глубокие борозды влажных следов голых ступней, не взирая на острые камни и ветки под ногами, поглощённые тугой и плодородной землёй. Джунгли расступаются, выпуская пышущее жаром жизни тело к пляжу, вдоль которого я сворачиваю, прыгуче несясь по сизому песку наступивших сумерек, рассекая прохладный муссонный ветер, напитанный солёной влагой. Волны догоняют мои следы, слизывая их и отступая, чтобы чуть погодя поглотить новые. Мимо проносится высота скал, которые я огибала, взяв размеренный ритм, вторящий сердцебиению… Переплетшийся в волосах воздух… Выбитые им слезы из глаз… Сбитое дыхание моей жизни…
Жизни, что началась с чистого листа, заперев меня в плену дикого, безымянного острова. Но я не намерена так просто сдаваться… Не намерена умирать, быть убитой, растоптанной, непонятой, не любимой искренне. Вопреки всему я буду свободна, здесь и сейчас!
— Я жива, — шепчу сбитым дыханием, сильнее толкаясь ногами в песок и летя вперёд, во всю прыть, — я жива! — кричу громче, чувствуя, как саднит горло от напряжения и силы, с которой хочется кричать ещё сильнее, а мышцы почти сводит судорогой непривычности к таким скоростным спринтам, — я жива-а-а-а-а!