— Что мне делать, Эррор? — спрашиваю ночное небо, не открывая глаз и вслепую поднимая ладонь к нему, словно могла пальцами уловить ответ вселенной…
Их касается чужое тепло, и я открываю глаза, резко вздрогнув, вставая и упираясь взглядом в переплетшиеся с моими пальцами чужие – трёх до боли знакомых тональностей, размытых полумраком лунной морской ночи… Его искры в глазах, в которых вторя волнам разливалось сомнение, смятение и… что-то похожее на боль сожаления… В изумлении смотрю на знакомые черты, открывшиеся заново… У него… Были ноги, такие же багряные, как и остов позвоночника, скрытого за тканью какой-то очень старой, черной рубашки, доходящей почти до колен и… Длинный и тонкий хлыст костяного хвоста, словно алая плеть, чей кончик слегка дрогнул, когда его коснулся мой ошарашенный взгляд… Испуганно жму руку к себе, все ещё не веря в реальность картинки.
— Прости, Амбри, — тихо говорит Эррор…
И мы замираем у пенного шелеста океана, в ожидании того, кто первый нарушит рябью движения лунный, платиновый свет, заливающий серый кварцевый песок пляжа.
Комментарий к Часть 5
Нежданчик (◕ᴗ◕✿)
И Руру с хвостиком ^_^
Ща буит мясо и разборки.
========== Часть 6 ==========
Тягостное молчание, и его выжидающий, пристальный взгляд, напряжённая фигура и чуть вздрагивающая плеть хвоста… Смотрю и не знаю, что предпринять. Признаюсь честно: хочется сбежать от монстра, и я стараюсь незаметно присмотреть направление движения, чтобы он не смог меня догнать. В воде он был чертовски быстр, и не думаю, что на суше будут исключения. Теперь жалею о том, что пробежала так много до этого: ноги дрожат от усталости и слабости, сводя мышцы неприятным томлением, однако я все равно слишком пылала жаждой жизни, чтобы сдаться на его волю, отдаться и забыть обо всем… Проявить слабохарактерность, даже если перед тобой могущественный и сильный монстр? Ни за что!
Я не сдамся без боя…
— Да пошел ты, — шиплю ядовито сквозь зубы и срываюсь с места так быстро, как только могу, моментально слыша позади сердитое рычание, явно недоброжелательного тона, что подстёгивает мою внезапно возникнувшую прыть второго дыхания. Короткий забег бьёт адреналином не хуже любого допинга, а мысленно я уже строю план добежать до джунглей и забраться на дерево, словно спасаясь от дикого разъяренного вепря, наивно полагая, что по деревьям Эррор лазать не умеет. Лес уже маячит совсем перед носом, но песок под ногами предательски замедляет мои и без того недостаточно быстрые от сильной усталости движения: в глазах буквально темнеет. Рык повторяется, и меня обхватывают поперек туловища знакомые руки, заваливая на мягкие песчаные барханы чудно́го пляжа, прижимая для верности тяжёлым туловищем сверху. Я отбиваюсь, как бешеная кошка, наотмашь бья по чужому черепу, отчего руку тут же пронзает острой болью, заставляя взвыть и перестать так трепыхаться, борясь с неприятными искрами перед глазами и дыханием, что норовило остановиться от нехватки воздуха.
— Да угомонись ты, чертова дура, я тебе ничего не сделаю! — злобно орет Эррор, скручивая мои руки своими, слишком сильными для того, у кого мышц нет вовсе. Одна из ладоней, которой я попала по его костям, снова отзывается болью на неаккуратное движение, выуживая из почти бессознательного тела мой сдавленный писк и слезы. Как бы не оказалось перелома… Жмурю глаза, пока грудная клетка ходит ходуном, чувствуя над собой чужую, что, кажется, совершенно спокойно дышит, будто мы не бежали только что спринт по почти ночному пляжу. Дыхание все равно рваное, не получается сдержать слез обиды, боли и отчаяния, злости на себя за то, что практически готова простить, видя и чувствуя его так близко, успев увидеть отблеск вины в гетерохромных зрачках одичавшего и одинокого монстра… Держусь из последних сил, горя на топливе под названием “гордость”.
— Тише… Не плачь… Дыши глубже, — он чуть ослабляет руку, держащую оба запястья разом, сдерживая в себе собственную злость, что было само по себе достойно уважения, ибо за столько лет одиночества говорить о самообладании не приходится.
— Да… Отстань ты… от меня, — все ещё обиженно рычу на него надорванным голосом, полным подступающих слез и вновь морщусь от неосторожного движения в кисти, после чего меня рывком сажают и прижимают к себе, заключая в объятия насильно.
— Глупая, — басит надо мной его необычный эхоподобный голос.