— Что ты делаешь? — интересуется монстр, непонимающе хмурясь, а подняв на него взгляд ловлю свечение медовых веснушек над кобальтовыми реками, текущими словно из глазниц… Их так хочется коснуться, и в этот волшебный момент, я не могу удержаться, проводя свободной рукой по их чуть шершавой поверхности…
— Ты… Красивый, Эррор… Хах, извини, — смущённо убираю руку и выпускаю его ладонь из второй, нервно заправляя спутанную прядь волос за ухо, уставившись в песок.
Монстр тихо выдыхает рядом, вместо ответа несмело укладывая на мои колени свой дивный, подвижный хвост, словно ненавязчиво предлагая потрогать и его. Мои пальцы несмело касаются его приятной ребристой гладкости. Теплый… Улыбаюсь, всматриваясь в мягкие волны берега, от которого мы так прытко убежали, продолжая гладить живую плеть, ведущую собственную жизнь: он постоянно шевелился и мягко изгибался между пальцами. Было довольно весело представлять сейчас, как мы неслись по берегу, сидя сейчас друг с другом, выпачканные в песке, но уладившие все недомолвки на этом острове, полном причудливых фруктов. Наконец-то на душе наступил долгожданный покой, и хотя бы эту ночь мы можем провести вот так: наблюдая… Видя, как бесконечное небо рассекают чёрточки метеоров. Слушая пение уснувших волн, отражающих платиновый свет Луны сотней дрожащих бликов. Чувствуя дыхание друг друга и тепло согретых жизнью и чувствами тел.
— Амбри… — тихо зовёт Эррор, и я отвлекаюсь от красоты ночи, повернув к нему голову, сталкиваясь с близостью его горящих ярче звезд глаз, надолго утопая в медовой бирюзе потеплевшего взгляда.
— Да? — шепчу тихо, боясь повышать непослушный сейчас голос.
— Тебя не пугает… моя… моя внешность? — спрашивает вдруг он окидывая себя взглядом и чуть морщась.
— Пфф, Эррор, ты идиот, — смеюсь, не выдерживая его серьезности, с трудом сквозь смех улавливая вспыхнувшее в нем раздражение. Не выдержав моего безобидного издевательства, он заваливает меня на песок с сердитым ворчанием недовольного зверя.
— Что смешного я спросил, человек? — его руки уже привычно держали мои плечи, пока я продолжала весело посмеиваться.
— С тем же успехом могу спросить, не пугаю ли тебя я… Я же человек и отличаюсь от тебя, — беззаботно клоню голову к плечу.
— Не неси дури, ты это ты… Ты… Мягкая, теплая, крас…ивая, — вдруг оступается на последнем слове, резко отстраняясь, злобно рыча ругательства и отворачиваясь, скрывая видимый отсвет его смущения, подкреплённого взволнованным взлетом хвоста, который нечаянно падает мне на живот и тут же отдергивается, будто обжигаясь.
— Я тебе уже говорила, что ты красив, Эррор. Любишь, когда так говорят почаще? — подначиваю монстра, садясь рядом и добродушно толкая его плечом, оставаясь в таком прижатом положении, практически облокачиваясь на его крепкий скелет, — могу даже сказать, что ты мне нравишься, даже если сочтешь меня дурой. С этим я и поспорить не смогу… Ведь ты – самый большой засранец и хам, какого я только знаю, – грустно вздыхаю, пальцем рисуя на песке бездумные узоры и петельки.
— От хамки слышу, мелочь, — шипит а ответ, легонько толкая в ответ, но не отодвигается, буравя горизонт взглядом.
Я долго сидела рядом с ним в эту дивную ночь, иногда разговаривая о всяких глупостях и мелочах, подначивая монстра беззлобными шутками, которые он сперва воспринимал всерьез, но после расслабился окончательно, отвечая обоюдными колкостями… Я всё чаще замечала, как он смотрит на меня: надолго останавливая задумчивый взгляд, который, стоило поймать, чтобы он тут же сделал вид, будто смотрит на темные джунгли, в которых мечутся тысячи светлячков или на море, чьи волны тихо облизывали песчаный берег. Это грело изнутри… Он действительно что-то чувствует… А потому отпустил, дав мне возможность решать самой… От осознания этого хотелось улыбаться, быть рядом и никогда не оставлять его одного. Делиться радостью и печалью, вызывать улыбку, любоваться солнечными веснушками, которые прежде не доводилось так хорошо рассмотреть вблизи… Словно звёзды на темном полотне неба. Эррор стал моим небом здесь…
Мы живы…