Упоминание титула тут же выводит её из всякого состояния дикости. Задыхаясь, она отрывается от его рта и выпутывается из его рук. Её губы покрыты следами от его поцелуев, а прикосновения его пальцев на бедре горят, как ожоги.
Мгновение они настороженно глядят друг на друга: Грима по-прежнему прижат к стене, Эовин напряжена и готова нанести удар. Но затем Грима отступает от своей опоры и как ни в чём не бывало отряхивает одежду.
— Что ж, моя принцесса, — говорит он, через силу растягивая губы в тонкой улыбке. — Похоже, вы спасли мне жизнь, хоть это и могло вам дорого стоить. Я безмерно благодарен вам.
Он расстёгивает свой тяжелый плащ, и на мгновение Эовин кажется, будто он собирается продолжить начатое, но он всего лишь снимает его и протягивает ей.
— Нам не следует бродить по улице, когда вы почти обнажены, миледи, — произносит он.
Внезапно Эовин вспоминает, что раздета. Покраснев, она берёт плащ и прикасается к его пальцам — намеренно? В этот момент она и сама не понимает. Её кровь закипает, а рот ноет. Поцелуешь меня снова?
— Спасибо, Грима, — благодарит она, с некоторым усилием принимая плащ. Она опускает голову, чтобы скрыть румянец, но Грима всё равно замечает его и жарким взглядом пробегается по линии её скулы.
Он предлагает ей руку, притягивает её к себе и нежно приобнимает за талию. Этот жест неуместен и интимен, но прежде, чем она успевает запротестовать, он тащит её обратно в лавку, где её с разинутыми ртами ждут служанка и швея.
Служанка вырывает её из рук Гримы, как будто он намеревается убить её, и смотрит на него с вызовом.
— Вон, — велит она, сердито указывая на дверь. — Быть может, леди и забылась, но вы-то, милорд, должны понимать.
Его светлые, разные по размеру глаза опасно и холодно сужаются.
— И что же именно я должен понимать? — спрашивает он. — Быть может, мне следовало оставить плащ при себе и позволить Эовин вернуться сюда нагой и без охраны? Быть может, так тебя устроило бы больше?
Служанка вздрагивает, рот её то раскрывается, то захлопывается, как у рыбы, но она не отвечает. Эовин, закусив губу, сильнее заворачивается в плащ. Одно лишь ощущение его на теле кричит о роскоши и власти; он гладит её по коже, как гладили бы его руки, почти полностью поглощая её. Всё в нем, думает Эовин, пропитано колдовством — колдовством, которое, похоже, действует даже на неё.
Возможно, на неё в особенности.
Служанка, очевидно, не может подобрать слов, чтобы ответить.
— Так я и думал, — говорит Грима, резким движением головы давая понять, что их разговор окончен. Его взгляд, голодный и жаждущий, вновь обращается к Эовин.
— Я вновь благодарю вас, миледи, за мою жизнь, — говорит он ей, кланяясь с искренностью, совершенно чуждой его натуре. — Я у вас в долгу.
Эовин поднимает глаза и отвечает, не успевая толком понять, что именно говорит.
— Как мне повезло, что такой человек, как вы, остался у меня в долгу. Вы можете многое сделать в уплату. Я этого не забуду.
Он смотрит ей в глаза, улыбается, и в его улыбке нет ничего скромного или целомудренного.
— Как и я, милая леди.
*
Когда Эовин возвращается в Эдорас с заказанными платьями и другими приобретениями, всё её оружие пропало.