— Кажется, будто ты что-то оторвала. О таком твои форумы что-нибудь говорили? — сквозь зубы прохрипел Грима, самую малость убрав кулак ото рта и тут же вернув его обратно.
— Говорили. При резких и неосторожных движениях могут произойти травмы, такие, как ушиб, вывих и перелом, — выдала чуть ли не заученную фразу Эовин, принимая нормальное положение. Ведь говорили, что нужно быть аккуратной? Говорили. Но нет, горячая казачья кровь — пьяная, а всё лезет куда-то, кататься ей, как на лошадке, вздумалось. Вот, докаталась.
— Это многое объясняет, — Грима убрал чуть подрагивающую руку ото рта и опустил на кровать, пальцами сжимая простынь.
Из-за стены снова раздался стук, более громкий и требовательный, чем прежде.
— Себе постучите, — одновременно прокричали они со всем раздражением, что уже успело накопиться в них за такое непродолжительное время.
Эовин присмотрелась к его члену и попыталась хоть как-то оценить масштабы произошедшего, но ничего, кроме лёгкой припухлости, не заметила. Но то была лишь первая-вторая минута, надеяться на заметные следы травмы не приходилось, и потому она, вооружившись знаниями из интернета, стремглав побежала на кухню, бросив своего неудавшегося любовника страдать в одиночестве ради благой цели: льда из морозильника. Положив горстку кубиков в еле найденный пакет, Эовин быстро отнесла получившийся компресс Гриме, а сама схватилась за его телефон.
— Я звоню в скорую, — голосом, не терпящим возражений, пробормотала Эовин.
— А, может, не надо? Мне уже лучше, — с этими словами Грима попытался встать, но тут же с обречённым стоном плюхнулся обратно на кровать, на что она лишь закатила глаза.
— Надо, Федя, надо.
========== Часть 4. Похмельное утро нового года ==========
— Почему он посинел?
Эовин в десятый раз за короткую поездку в машине скорой помощи закатила глаза. Её невероятно утомили повторявшиеся расспросы: всё ли будет в порядке, не останется ли он импотентом, сможет ли он хотя бы в туалет ходить и много чего другого в том же духе. Достать Грима успел и медсестру, которая тоже еле скрывала свои эмоции. Её от ругани удерживала профессиональная этика, а Эовин — пятьсот рублей «на шприцы» и честное пионерское, что, несмотря на алкогольное опьянение, она полностью контролирует свои действия и будет вести себя в машине как любой нормальный человек. Правда, любой нормальный человек уже давно бы не сдержался и как следует отчитал распустившего нюни больного. А то и хорошенько поскандалил с ним.
Думая о том, как несправедлива к ней жизнь, она пропустила мимо ушей ответ медсестры, зато испуганный крик Гримы не услышать было невозможно.
— Какое ещё кровоизлияние? — подскочил он на носилках, но Эовин быстро отреагировала, тут же надавив ему на плечо и заставив лечь обратно.
— Это всего лишь гематома, синяк, — исправилась медсестра, тяжело вздохнув, а Эовин закатила глаза в одиннадцатый раз.
— Его ведь не отрежут? — спросил Грима, обводя несчастным взглядом сидевших рядом с ним женщин. У медсестры уже не хватало слов и она просто мотала головой: то ли в знак отрицания, то ли начиная показывать своё недовольство.
— Да кому он сдался, кроме тебя? Успокойся, — пробормотала Эовин.
Она отвернулась и рассеяно взглянула в покрытое морозными узорами окно. Дороги пустовали. Фонари проносились мимо, сверкая своими огнями, дома стояли тёмными махинами. Небо посветлело. Приближался рассвет, встречали который немногие.
Вернувшись в прежнее положение, она заметила, как Грима окидывает её серьёзным, совершенно спокойным взглядом, от которого по её коже поползли неприятные мурашки. Казалось, будто он изучает её, анализирует, и чувствовать такое внимание на себе было отвратительно.
— Спой мне.