— Что ты пойдёшь в школу, не выполнив свой долг!
— Уфф! — проворчала дочь, скрестив на груди руки.
— Меньше болтаем, юная леди, просто зайди и закончи то, что должна сделать.
— Ты злая! — закричала Шарли, готовая расплакаться. Она вылезла из машины, хлопнула дверцей и побежала в дом.
«Отлично!»
Я ненавидела повышать на дочь голос, но всё же не смогла сдержаться. Прислонившись лбом к рулю, я шумно выдохнула. Я не могла потерять контроль с Шарли, особенно из-за того, что на самом деле не имело к ней никакого отношения. Раньше со мной такого не случалось, вернее, случалось не так часто, как в последнее время.
Я глубоко вдохнула и выдохнула, продолжая обхватывать руль и прижимая голову к костяшкам пальцев. Возможно, я выглядела жалкой, но даже выйти из машины мне казалось немыслимым. Я боялась, что они увидят меня, или заметят, как шпионю за ними. Или ещё хуже: я сама боялась увидеть нечто, что искалечит меня, но и оставаться весь день внутри джипа не могла.
Я осторожно спустилась и обошла машину. Затем открыла багажник, и не теряя времени, схватила два пакета с покупками из Whole Foods. Быстрым шагом направилась к дому — сумка через плечо, а ручки пластиковых пакетов своей тяжестью впивались в ладони.
Войдя в дом, я не увидела даже тени дочери. Кухня была пуста. Скорее всего, Шарли поднялась в свою комнату. Я поставила пакеты на пол, сумочку на стол, и сняв куртку, облегчённо вздохнула. Мне было так жаль, что я отругала её без причины; иногда я бывала действительно ужасной матерью. Некоторое время я разрывалась между желанием быстро взбежать по лестнице и обнять дочь, и более рациональным, сдерживаемым чувством вины — желанием подождать несколько минут, а затем поговорить с ней. Я совершила ошибку и признала бы её. Но я не могла вести себя как сумасшедшая перед дочерью, иначе потеряю весь свой авторитет. Подожду некоторое время, а затем поднимусь к ней и извинюсь. А пока разберу покупки.
Я опустошила первый пакет и разложила продукты на разные полки холодильника, затем взялась за второй. Наполнила банку для кофе и поставила её обратно на полку у окна.
Я не собиралась этого делать, но желание было сильнее меня. Опершись руками о кухонную стойку, я замерла перед окном, и моё сердце забилось сильнее, словно в ожидании чего-то ужасного.
Потом раздвинула муслиновую занавеску чуть толще марли и выглянула наружу.
Ничего.
Вообще ничего нельзя было увидеть.
Его окна были затемнены, и пока я не научилась видеть сквозь стены, у меня не было возможности узнать, что происходит. Образы этих двоих, прижимающихся друг к другу, пронзили мой разум, как раскалённый клинок, и первоначальное любопытство быстро уступило место унынию.
Опустив занавеску, я повернулась спиной к окну и заставила себя убрать коробку хлопьев и банку арахисового масла. Все мои покупки были выставлены на кухонный стол, где всего несколько часов назад лежала я, в тисках полного помутнения рассудка.
О чём я, чёрт возьми, думала? Как могла вести себя так безрассудно?
Я зажала губы между передними зубами и покачала головой. Во мне бурлило чувство вины: «чего ты ожидала», «ты знала, что всё так и будет», «смирись». Тут зазвонил телефон, пробудив меня от этой нравоучительной задумчивости. Я схватила радиотелефон с базы и ответила.
— Алло.
Я ожидала услышать что-то, по крайней мере, голос, а вместо этого, с другой стороны, казалось, не было ни души. Я завершила вызов и вернула телефон обратно. Через минуту он зазвонил снова. Я ответила:
— Алло?
Послышался странный шорох, почти вздох.
— Кто это? — спросила я, теряясь всё больше. Подобное происходило не в первый раз, и я всегда считала это сбоем на линии. Однако в этот раз я была уверена, что слышала в ответ чьё-то дыхание. Возможно, это просто разыгралось воображение, и мне нужно перестать смотреть так много триллеров, потому как, очевидно, я была более впечатлительной, чем думала.