Печень, почки, сердце… наркота очень неплохо подсадила ему все органы, но вот это…
Или тромб какой оторвется? Сосуды-то вообще никудышные, может, и сосуд лопнет…
Сережа это сам понимал. И было ужасно грустно. Чем-то его накололи таким, что боли он не испытывал. Да и реальность – словно под местным наркозом. Как-то заторможенно…
Жизнь – прошла.
Мысль оставляла на языке горечь.
Жизнь прошла, а что он в ней сделал? Мечтал ведь изучать растения, собрать гербарий на Амазонке, может быть, найти что-то новое… кому, как не Цветаеву и заниматься цветами?
И все куда-то ушло.
И вспомнить толком нечего.
Пьянки и гулянки? На которых все лица сливались в одно, все бабы были одинаковы…
Яна.
Сережа помнил, как они познакомились. Помнил каждую минуту.
И как у них впервые случилось – тоже.
Он себя считал крутым парнем, самцом, в постели с которым каждая поймает оргазм просто от счастья. Обнимет – и готово!
Это же ОН! Он снизошел до дурехи!
А Яна этого почему-то не поняла. Ей было больно. И кровь была… а он себя чувствовал ужасно гордым! Он у Яны первый!
Понимаете?
Первый. По-настоящему!
Потом ей стало хорошо с ним, но это уже потом. А еще потом…
Беременность.
Кто из них был неосторожен? Он? Яна? Вроде бы предохранялись с двух сторон. И таблетки Яна пила, которые ей подобрали после сотни анализов в частной клинике, и он старался не забывать волшебные изделия.
И все равно…
Не убереглись.
А дети ему были не нужны. Сережа хотел еще пожить для себя. Ну хоть годика три-четыре! Потом-то понятно, можно и родить…
А пока – зачем?
Куда с детьми на Амазонку?
Примерно это он Яне и сказал. А что такого? Миллионы баб и залетают, и делают аборты, и не делают из этого никакой трагедии! И рожают потом, как кошки!
Тоже мне, проблема!
Но Яна ТАК смотрела… словно у нее на глазах Сергей превращался в аскариду. Или бычьего цепня.
Конечно, Сережа оскорбился!
Он!
Эту деревенщину!
В люди вывел, человеком сделал, обул-одел… и такое отношение!? Знаешь что, дорогуша? Иди на фиг! А одумаешься, так придешь. Дорогу помнишь?
А Яна взяла и пошла.
Взяла академический, ушла из института, и от Сережи ушла, как отрезала…
Сережа не хотел сейчас лгать себе. Нет, не сейчас и не здесь. Не после того звонка.
Когда Яна ушла, он обиделся. И решил ей что-то доказать. Может, что прекрасно проживет без нее. Может, что она еще пожалеет.
Может…
Может, кинься он тогда ей в ноги, простила бы? И повернулась судьба иначе? Теперь уж не узнать. Никогда не узнать.
Да и сам он не знал, что заставило его пуститься во все тяжкие. Вседозволенность и безнаказанность? И это тоже, безусловно! Да у него таких, как Яна, сотни будут! Причем – сотни тысяч!
А оказалось…
Он даже не знал, что Яна родила сына. Не интересовался.
Или – не интересовало?
Сначала что-то доказать хотел, потом закрутило, а когда перешел на наркоту, и вовсе ни до чего и ни до кого стало… так все и рухнуло в пропасть.
И он тоже…
А что он может сделать для Яны?
Для сына?
Ну хоть бы что-то…
На память пришел сюжет какого-то фильма, виденного еще очень давно. В котором герой, умирая от рака, записал для будущего ребенка видео с собой в главной роли. Разговаривал с ним с экрана, ну чтоб сын хоть как-то отца знал…[14]
Может, и ему так сделать?
Хотя бы попробовать?
Сережа протянул руку к кнопке и вызвал медсестру. Сообщил о своем желании.
Та подумала, и вызвала доктора.
Моложавый мужчина лет пятидесяти долго смотрел показания приборов, о чем-то думал…
– Серж, вы понимаете, что эти записи не будут иметь официальной силы?
– Мне и не надо. Но пусть сын хоть меня увидит живым. И запомнит…
– Хорошо. Полагаю, мы сможем вам помочь. Регина, пожалуйста, обеспечьте камеру, внешний вид… за пару часов управитесь?
– Сейчас? – едва не запаниковал Сергей.
– Почему нет? – удивился доктор. – Вы в неплохой форме, вы сейчас на обезболивающих, сидеть сможете, так чего тянуть?